Сан-Антонио: Серенада для Грейс

— Очень хорошо… Ему будто легче стало.

— Господин комиссар, скажите, вам очень помешает мое присутствие?

Я внимательно смотрю на него.

— Послушайте, Брандон, будем играть в открытую. Под скромным термином «присутствие» вы имеете в виду слежку за мной, поскольку, на ваш взгляд, я слишком непредсказуемый, так?

Он молчит. Его костлявые коленки сжимают тщательно свернутый зонтик.

— Да нет же, — заверяет он. — Я говорю откровенно… Я вижу, что вы натура экспансивная, ваши методы связаны скорее с чувствами, чем с логикой. И просто мне интересно посмотреть, как вы работаете. Более того, мне кажется, что вы не говорите по-английски…

Я продолжаю на него смотреть. Его покрытый рыжими пятнами лик чист, как весеннее небо.

Он искренен, я это чувствую.

— Брандон, теперь моя очередь быть откровенным. Да, я иду на ощупь, по нюху, следуя своему нюхомеру, если вы понимаете мои выражения, но только эта система может быть эффективной, когда присутствует фантазия… Если же вместо нее будете присутствовать вы, то я буду чувствовать себя скованно, а мне хотелось бы этого избежать…

Он вздыхает.

— Жаль…

— Не надо, не жалейте. Давайте условимся так: начиная с завтрашнего вечера вы ждете меня в гостинице «Коронованный лев». При малейшей опасности я дам вам знать. Идет?

Брандон горько смеется.

— Идет, — повторяет он за мной с акцентом Кирка Дугласа.

Он берет в руки себя, затем шляпу и зонтик и встает.

— Вам нужно что-нибудь?

— Машину.

— Я дам распоряжение. Ее пригонят завтра во двор клиники…

— Спасибо. О! Кстати, о машине. Я брал тачку напрокат у своего земляка в гараже «Эк-сельсиор» в Нортхемптоне. Она осталась перед офисом Стоуна…

— Не беспокойтесь, — отвечает Брандон, — мы ее уже давно перегнали владельцу.

Он выходит.

Люди Скотленд-ярда, что ни говори, очень хорошо организованы…

По крайней мере, доставляет удовольствие думать, что английские полицейские приучены спрашивать разрешения участвовать в деле…

Какой-то француз, переодевшись в священника, вскрыл дело с наркотиками прямо у них под носом… Белая мука! Вот только пирожки не испечешь…

Вы скажете, что я выпендриваюсь. Безусловно, вы правы! Но согласитесь, что есть отчего!

— Здравствуйте, господин Стендли. Вы меня узнаете?

Старый аптекарь печален больше, чем обычно. Он пальпирует зоб, он совсем посерел, а глаза наполовину закрыты.

Он кивает головой в знак согласия.

— Ну слава богу! Вы стали отличным физиономистом…

Пеликан смотрит на меня со скучающим видом. Клиенты, видимо, совсем забыли про его аптеку. Пауки устраивают капитальную систему поимки всех мух, которые засидели склянки на полках, покрыв их ровным черным слоем. Паутина везде: на потолке, на стенах — будто странные декорации в театре…

Я закрываю за собой дверь и иду к прилавку.

— Вы видели? Бедная Марта… — говорю я. — Не повезло девчушке, а? Такая красивая…

Он жалостливо склоняет голову. Он больше не в силах переносить горе из-за своих знакомых, он упал на самое дно своих горьких переживаний и разбил там бивуак.

Вы заметили, что с тех пор как я пришел, он изъясняется только знаками? Это заставляет думать, что он стал немым за короткое время моего отсутствия…

— Кстати, — пытаюсь я его оживить, — совсем недавно я как раз говорил о вас…

Он поднимает одно веко, лишь одно, и колючий взгляд больной лошади останавливается на мне.

— Правда? — произносит он.

Приятно все-таки услышать человеческую речь. Ничего, что звук этот больше похож на карканье, но все же это звук. А в пыльной, темной аптеке как раз и не хватает звука голосов владельца и его клиентов.

— Да, — продолжаю я, возвращаясь к мысли, — я говорил о вас…

— Позвольте узнать с кем?

— С одним человеком, который вас знает… Скорее нужно сказать — знал, поскольку он умер… Вы, должно быть, читали об этом в газетах, так как речь идет о мистере Стоуне.

Он вновь опускает тяжелое веко…

— Что скажете? — настаиваю я.

— Я не знаю, о ком вы говорите, — произносит он тихо. — Как, простите? Мистер?..

— Стоун… Судоходная компания Стоуна, Бристоль… Пожар на яхте… Вы, что ли, газет не читаете?

— Очень редко, и всякая такая чепуха меня абсолютно не интересует…

— Тем не менее Стоун вас знал, поскольку говорил мне о вас, — упорствую я тоном, не терпящим возражений.

— Это меня удивляет, — шелестит он еле слышно.