Кондратий Жмуриков - Повесть о настоящем пацане

Женя не сочла достойным оборачиваться. Тогда твердый снежок долбанулся о ее голову, рассыпав белые искры в разные стороны. Женя со злости чуть не кувыркнулась, посмотрела через плечо на по-прежнему хихикающего обормота и погрозила ему кулаком. Того это рассмешило еще больше.

– Куда ты идти-то собираешься? Твой друг уехал во-он туда.

– А что там? – уже более снисходительным тоном спросила Евгения.

– Павловский монастырь, – сообщил веснушчатый подросток, махнул Жене варежкой и поскакал вверх по склону.

Кое-как справляясь с лыжами и с каждым метром становясь все более облепленной снегом и злее, Женя отправилась в указанном направлении, проклиная на чем свет стоит русскую зиму и свою нездоровую тягу к приключениям.

– Опять эти двое? – спросил усталый следователь.

– Ну…

– Они позвонить не просятся?

– Нет.

– Странно. А ты предлагал?

– Много раз.

– И чего?

– Ничего.

– Машину куда дели?

– Отогнали на стоянку, до востребования, как хозяйка просила.

– Обыскивали?

– Хозяйку?

– Машину.

– Нет.

– Ну, и ладно.

Между тем, те самые несчастливые двое, сидели на нарах и вздыхали. Их посетил семейный адвокат и сообщил им, что Папа их судьбой совершенно не интересуется: ему все равно, что будет в конце концов с его непутевыми отпрысками, у него других навалом.

Адвокат не стал делиться с понурыми детками подробностями разговора с главой семьи, и напрасно. Этим бы он очень озадачил обоих братьев. Все потому, что в разговоре был один момент, который совершено не заинтересовал адвоката, но имел определяющее значение для многих людей.

– А ключи? – спросил адвокат. – Что с ними?

– Какие ключи? – удивился Папа.

Оставшись без провожатого в этом странном аэропорту, Давыдович совершенно растерялся. Ему мало того, что было совершенно непонятно, как он отсюда попадет туда, куда ему нужно, но еще очень странным казалось то, что его в такой спешке командировали за какими-то сомнительного происхождения бумагами. Давыдович побродил немного среди скамеек и отправился полюбоваться летным полем – антиквар очень любил смотреть на самолеты. То, что он увидел, убило его на повал: вдоль всего летного поля стояла крохотные самолетики наподобие тех, которые раньше назывались кукурузниками, а серебристыми люксовыми красавцами боингами даже не пахло.

В крайнем возмущении Давыдович обратился к одному из служащих, от которого несло соляркой и чесноком, с сакраментальным вопросом:

– Скажите, милейший, а что это за авиакомпания?

– Кто-кто?

– Ну, что за аэропорт?

– Служебный аэропорт Министерства сельского хозяйства, – гордо сказал служащий и заторопился прочь.

И тогда Давыдович сделал то, что должен был сделать давно – обратил внимание на происходящее вокруг. И он понял, что лететь ему придется с ящиками из-под удобрений, клетками с кроликами и бабками с мешками. Последний факт радовал больше всего: это означало, что все-таки летать на подобных допотопных аппаратах не так уж страшно для человека, как это могло показаться на первый взгляд.

Давыдович подошел к деревянной будке, которая здесь, вероятно, исполняла роль кассы и спросил у растекшейся по стулу кассирши:

– Скажите, а рейс до Павловска скоро?

Кассирша приоткрыла накрашенный лиловыми тенями глаз и произнесла:

– Уже посадку объявили – не слышали, что ли?

Давыдович прислушался и действительно: откуда-то снаружи раздавался осипший бас, который во всю глотку рекомендовал пассажирам поторапливаться, потому что он не собирается ждать каждую жирную задницу – у него план горит.

Давыдович, напрягая свои невеликие силы хронического работника умственного труда, ринулся на голос и чуть не споткнулся на бегу, увидев шедевр инженерного искусства, на котором ему предстояло лететь. Этот самолет – если его можно было так назвать – производил впечатление муляжа, грубо сколоченного для нужд пиратской студии телевидения. Давыдович вскарабкался по приставной лесенке внутрь, вспоминая на ходу какие-нибудь молитвы, но, к сожалению, не смог вспомнить ни слова из родного языка.

Устроившись между дикого вида мужика с авоськой и грудой каких-то железок, злополучный антиквар наконец понял, отчего это Зайцев отказался от подобной хорошо оплачиваемой командировки. Дверь с хищным лязгом захлопнулась, и нутро самолета стало сотрясаться, как от агонии. Давыдович предусмотрительно потерял сознание, а когда пришел в себя, почувствовал нутром, что под полом совершенно ничего нет и снова начал было обмирать, как перед ним появилась пожилая женщина с сумкой через плечо.