Юлия Латынина - Здравствуйте, я ваша «крыша» или Новый Аладдин

Тут Тхаржевский вскричал:

— Паскуда! — и обрушился было на Адашкевича.

Адашкевич же извлек из недр пиджака волыну и взволнованно пискнул:

— Ни с места. Стрелять буду!

По счастью, наш свободолюбивый российский народ при виде волыны становится необыкновенно дисциплинированным. Когда человеку предъявляют волыну в качестве аргумента, он обыкновенно редко спрашивает: а умеет ли этот парень из нее стрелять, и заряжена ли она, и служил ли этот парень в армии или куковал на медицинской кафедре? Что касается Адашкевича, то он, например, не снял «макар» с предохранителя, и только полная неосведомленность Тхаржевского в вопросах человекоубийства мешала ему заметить этот факт. Зато столь приятное обстоятельство не ускользнуло от внимания телохранителя Карачуна. Он мягко оттолкнулся от земли, перелетел через стол и обрушился на Адашкевича. Бандит, вероятно, ожидал, что жидкий фраер сейчас примется стрелять и, естественно, у него ничего не выйдет, как у импотента со старой девой. Но замминистра был напуган до такой степени, что сам, видимо, забыл, что он держит в руках не стило, а куда более внушительный аргумент. Поэтому он сделал то, чего ни один здравомыслящий бандит никак не мог предугадать. Вместо того, чтобы нажать на курок, он зажмурил глаза и изо всей силы долбанул «шестерку» рукояткой по голове. Надо сказать, что по природе своей Адашкевич был мужик массивный и сильный. Удар получился внушительный — бандит охнул, скорчился, обрушился на пол и распластался на паркете подобно использованному гондону.

Меж тем нашего полку прибыло: заслышав стрельбу, мои парни вышибли гранатой ворота и въехали на джипах во двор, щедро орошая всю местную флору и фауну маслинами, произросшими в цехах тульских оружейных заводов.

В зале Карачун пришел в себя и наставил на Адашкевича пушку.

— Лови! — вскричал Адашкевич и швырнул мне ларец с реликвией.

Карачун мгновенно повернулся и выстрелил в меня. И опять произошло некоторое недоразумение. Карачун промазал, я же тем не менее грохнулся о пол. Причиной тому был не выстрел, а брошенный Адашкевичем ларец. Уже и сидеть-то в одной комнате с такой штукой мне было несладко; сейчас же, когда я словил ее рукой, мне показалось, что я пивная жестянка, на которую наехал троллейбус. Я стал падать на пол, теряя сознание.

Карачун выстрелил второй раз, в Адашкевича, и бросился из комнаты вон. Тхаржевский и Исленов смылись еще до этого.

Адашкевич улегся на пол и перестал делать глупости. Я стал понемногу пошевеливаться, сжимая в руках ларец. Это было хуже, чем держать в руках раскаленный уголь. По всей моей магической шкуре вскакивали волдыри. Но тут очухавшийся охранник обнаружил меня на полу в состоянии макаронины. Он немедленно сел на меня верхом и пропел:

— Ах ты еще живой!

В следующую секунду грохнул выстрел, и охранник повалился мне на грудь.

Я вскочил. В дверях комнаты стояла Даша Тхаржевская и сжимала своими тонкими ручками изрядный девятимиллиметровый «магнум».

— Где Яниев, — закричал я.

— Наверху! На третьем! Да быстрее же!

Я взлетел на третий этаж, по дороге съездив в висок какого-то не в меру прыткого охранника. Ларец с реликвией по-прежнему жег мне бок.

Наверху была только одна комната — скошенная мансардочка с деревянной в завитках дверью. Комната была небольшой, метров десять. Карачун стоял около мансардного окна с «кипарисом» в руках; у стены, из-за промозглой погоды, горели дрова в камине. Рядом с камином стоял небольшой стул, на котором сидел с завернутыми назад руками Яниев.

— Получай, сука! — заорал Карачун при моем появлении.

На мгновение я смотрел в автомат, зрачок в зрачок; но в эту секунду Яниев подпрыгнул, как был со стулом, и покатился под ноги Карачуну. Тот кувыркнулся, очередь затрещала у меня в ушах, гильзы запрыгали по комнате. Потом выстрелил я, аккуратно и точно: маслина легла Карачуну ровно между глаз. Издали казалось, что на лоб Карачуну прикололи красный пионерский значок. Он дрыгнул ножкой и затих.

Я бросился к камину и поскорее вытряс в огонь то, что было в ларце: кусочек сухого дерева мгновенно вспыхнул в огне, и сотни крошечных саламандр сбежались потанцевать под свет истинного креста. Я подбежал к Яниеву.

Он умирал. Автоматная очередь Карачуна буквально располосовала его напополам, и я чувствовал, как шевелятся в разорванных жилах тяжелые оцинкованные пули с поперечным надрезом.

Я положил руки на его тело и напрягся. Но проклятый кусочек дерева еще не сгорел, и я был бессилен. Впрочем, я был бы бессилен в любом случае. Жизнь уходила из мента по капелькам, ненасытная пасть ада уже тянула его вниз, и я видел, как тянется к нему зеленая морда Люцифера и как вокруг визжат бесы… И ни одного ангела там не было, слышите, ни одного! Ни одного из тех привратников райской шестнадцатиэтажки, выстроенной для отставных спецназовцев! Ангелы — такие же крючкотворы, как черти. Продал человек душу — продал, и их не интересует, по какому поводу. Почтовое отделение ада, забирайте свой товар, посылка прибыла!