Дмитрий Щеглов - Крутой приз

«Ах ты прохиндей, не тебе ли было раньше поручено прослушивать эти диктофоны, что-то ты слишком радуешься», – подумала Лиза и спросила:

– Когда собрание пайщиков?

– Через неделю!

– А пока мне куда?

Кадровик почесал в затылке. Конкретных указаний на этот счет он, видимо, не получил, потому что сморщившись произнес:

– Анкету заполните, а потом мы вместе пойдем.

– Куда?

– Куда-нибудь! Не волнуйтесь, без стола не останетесь. Хотите на рецепшен?

Лизе такая перспектива совсем не понравилась. Что значит куда-нибудь? Она что бездомная просительница, за ради Христа ее взяли в банк? Кость бросили, как собаке! На рецепшен! Это куда? И не уточнишь ведь у этого умника. Почему-то стыдно. Может это банковский сленг? Поскольку она точно не знала значения этого загадочного слова, то готова была его соотнести с работой портье, а если исходить из корневой системы, то за шипяще пренебрежительным окончанием слова просматривалась профессия близкая к кухне. Поэтому она сказала:

– Прежде чем приступить к работе, я хотела бы расписаться в приказе, что принята на работу.

У кадровика растерянно забегали глаза. Затем они радостно блеснули.

– А правда. Как я сам не догадался? Мандат надо вам выдать и никаких проблем. Особенно, кто против. А я таких поштучно знаю. А то куда не пойдете, везде вас встретят в штыки, захотят на лопату и в печь. Только я не такой, не долой с плеч. Спасибо, что подсказали, – он радостно потер руки, – приказ, это мы в момент оформим. Вы чайку не хотите?

Лизе Беркут нестерпимо хотелось пить. Но она отрицательно замотала головой.

– Нет, нет, благодарю!

На рабочем столе кадровика стояла фарфоровая чашка, по внешнему виду которой можно было предположить, что она досталась ему от далекого предка которого угнали в татаро-монгольское иго, и он из нее пил чай у степного костра. Балаболкин Вячеслав проследил ее взгляд и сконфузился. Речь его, как только вышла за круг рабочих обязанностей стала более осмысленной.

– Я не из нее предлагал вам чай пить, у меня есть чистая. В этой я мух ловлю. Поймаешь, закроешь ее листом бумаги и слушаешь, как она родимая гудит! – Он склонил голову над столом, сопровождая рассказ демонстрацией действий, – Меня все время вопрос один интересовал, понимает ли муха, что она попала в искусственную западню? А если понимает, то что бы она мне дала за свое освобождение?

– И как результат? Понимает?

Вячеслав Викторович включил компьютер, и пока он загружался, стал делиться результатами опыта.

– Особенно интересно, когда чашку накроешь прозрачной пленкой или стеклом и через лупу рассматриваешь. Муха вверх ногами бегает и никогда не падает, представляете! А чтобы она оторвалась, надо пальцем щелкнуть по стеклу. Я сколько раз ставил этот эксперимент и пришел к выводу, что муха разумное существо. Семьдесят процентов времени она ползает по прозрачному стеклу, а не по стенкам чашки. Значит, она понимает, что свобода за стеклом, ищет выход! Верх ногами, а как соображает, а…? Муха! А если человека подвесить вверх ногами, разве семьдесят процентов времени он будет думать о демократии или диктатуре? Никогда!

Лиза сначала хотела уточнить, он один такой в банке или еще кто имеет подобное хобби, но потом решила свою догадку проверить другим способом. Она вежливо спросила кадровика:

– Вячеслав Викторович, а в журнале вы не пробовали публиковаться?

– В каком журнале? – Балаболкин подозрительно посмотрел на Лизу.

– Да, в том, в котором мушек-дрозофил описывают.

Обидеться, он не обиделся, но замолчал. Лизе стало почему-то жалко кадровика. Она сказала:

– Я на полном серьезе. Отправили бы куда-нибудь свои наблюдения, может единомышленников нашли бы.

Про себя же она подумала, что адептов тараканьих наук он мог бы найти там, где гуляют исключительно одни Наполеоны и Ньютоны. Однако Балаболкин принял близко к сердцу ее слова и подсев к компьютеру сказал:

– В какой научный журнал ни заглянешь, везде редколлегия и ответственные секретари – исключительно академики и доктора наук. Разве они меня с моей мухой пропустят?

– То есть?

Шмыгнув носом Вячеслав стал объяснять:

– У меня муха натуральная, уличная, из-за окна прилетевшая, с помойки или еще откуда, у нее природные инстинкты незнамо как развиты. Она – живая природа! Понимаете! Если мы хотим достичь серьезных, положительных результатов, то опыты должны ставить только на ней, на природной мухе, а не на этих недоношенных дрозофиллах. У меня, если зеленая муха часок посидит в чашке, так она так ее засидит, что потом ее вообще ничем не отмоешь. Но вы не думайте ничего дурного, эта другая чашка, у нее плохой звон. Чай будем пить?