Джорджетт Хейер - Рождественский кинжал

– Конечно, хочу! Вы что-то скрываете.

– Нет-нет, поверь мне! Просто я думаю, что Стивен сделает глупость, если останется с Натом в плохих отношениях. Повесить эту большую гирлянду под люстрой или лучше просто букет омелы, как ты считаешь?

– Если вы и правда хотите знать мое мнение, Джо, и то и другое одинаково паршиво.

– Скверная девчонка! – возмутился Джозеф. – Вы, молодежь, не цените Рождество так, как ценило его мое поколение. Неужели для тебя оно ничего не значит?

– Будет значить после того, как мы его переживем, – ответила Матильда, снова взбираясь на лестницу.

Паула Хериард приехала в усадьбу только после семи, когда все уже переодевались к ужину. Суета внизу, на этот раз большая, чем обычно, возвестила о ее появлении даже тем, кто занимал отдаленные спальни. Приезды Паулы всегда требовали к себе особого внимания. Не то чтобы она делала это намеренно, скорее ее личность выплескивалась через край, движения Паулы были такими же стремительными, как и смена выражений на ее живом лице. Она, как несколько ядовито заметила Матильда, была рождена в рубашке великой трагической актрисы.

Паула была на несколько лет младше Стивена и почти не похожа на брата. Она была красива в том стиле, который вошел в моду благодаря Берн Джонс – жесткие, густые волосы, короткая полная верхняя губа, темные широко расставленные глаза и всегда чуть нахмуренные брови. В ее беспокойных движениях, во внезапном блеске изменчивых глаз, в трагическом изломе рта ощущалась крайняя напряженность. Ее прекрасный голос напоминал звучание виолончели. Глубокий, гибкий, он идеально подходил для шекспировских ролей. Паула умело использовала свой дар – здесь сомневаться не приходится, думала Матильда, вслушиваясь в доносившиеся из холла звуки. Она услышала свое имя. Матильда откинулась на стуле, ожидая прихода Паулы. Спустя одну-две минуты раздался резкий стук в дверь и, прежде чем она успела произнести: «Войдите!» – появилась Паула, а вместе с ней это неудобное ощущение крайнего напряжения едва сдерживаемой энергии.

– Матильда! Дорогая!

– Не забудь, я накрашена! – воскликнула Матильда, уворачиваясь от ее объятий.

Паула издала глубокий горловой смешок.

– Вот идиотка! Я так рада видеть тебя! Кто приехал? Стивен? Валерия? О, эта девица? Дорогая моя, если бы ты знала, что я к ней испытываю! – Паула выпрямилась, набрала воздуха, ее глаза на мгновение полыхнули зеленым огнем, потом, взмахнув густыми ресницами, гостья рассмеялась: – Ну, неважно! Ох уж эти братья!.. Я привезла с собой Виллогби.

– Кто такой Виллогби? Опять эта пугающая вспышка.

– Придет день, когда никто не будет задавать подобных вопросов!

– Пока этот день еще далеко впереди, – спокойно отметила Матильда, занятая своими бровями. – Так кто же такой Виллогби?

– Виллогби Ройдон. Он написал пьесу... Удивительно, как был выразителен этот трепещущий голос, эти взлетающие руки!

– Ага! Неизвестный драматург?.. – протянула Матильда.

– Пока что! Но эта его пьеса!.. Все продюсеры дураки! Нам необходима финансовая поддержка. Дядя Нат в духе? Стивен не расстроил его? Расскажи мне, Матильда, и побыстрее!

Матильда отложила карандаш для бровей.

– Паула, ты привезла своего драматурга сюда в надежде завоевать сердце Ната? Бедная девочка!

– Он должен сделать это для меня! – воскликнула Паула, нетерпеливо отбрасывая волосы со лба. – Речь идет об искусстве, Тильда! О! Когда ты ее прочитаешь!..

– Искусство плюс роль для Паулы? – пробормотала мисс Клар.

Но уязвить Паулу было не так-то просто.

– Да. Роль. И какая роль! Она просто написана для меня. Он говорит, это я вдохновила его.

– Воскресный просмотр, аудитория – сплошь яйцеголовые интеллектуалы. Как в инкубаторе! Уж я-то знаю!

– Дядя должен меня выслушать! Я должна сыграть эту роль! Должна, ты слышишь меня, Матильда?

– Да, милая, ты должна сыграть ее. Однако ужин через двадцать минут.

– Мне хватит и десяти, чтобы переодеться! – отмахнулась Паула.

«Это правда», – подумала Матильда. Паула никогда не уделяла большого внимания одежде. Она не была ни нелепой, ни очаровательной; она как бы выступала из платья, никто никогда не замечал, что на ней надето. Одежда просто не имела значения, она только прикрывала гибкое тело девушки, и над ней царила сама Паула.

– Я просто ненавижу тебя, Паула, Боже, как я ненавижу тебя! – сказала Матильда, сознавая, что ее помнили только благодаря изощренным туалетам, которые она носила. – Убирайся! Мне не так везет, как тебе.