Джорджетт Хейер - Рождественский кинжал

В кабинете Матильда нашла не только инспектора, но и Стивена, который выглядел угрожающе.

– Убери эту гримасу с лица, Стив, ты пугаешь инспектора.

– Ничего, мисс, – сказал Хемингуэй. – Я пуганый...

– Никто не собирается обвинять меня в убийстве, Стив! Расслабься! В чем дело, инспектор?

– Проверяя некоторые детали, мисс, я обнаружил, что забыл взять у вас показания. Так дело не делается. Просто странно, как я упустил вас из виду. Так что, если не возражаете, я бы хотел, чтобы вы рассказали, что вы делали накануне Рождества, когда поднялись по лестнице, чтобы переодеться к обеду.

– Она уже дала показания инспектору Бэкстоуну, – проворчал Стивен.

– Но моему начальству этого недостаточно, сэр! – лживо объяснил Хемингуэй. – У нас, в Скотленд-ярде, строго.

– Я с удовольствием расскажу вам, что я делала, – сказала Матильда. – Но боюсь, это мало поможет. Сначала я приняла ванну, затем оделась и, наконец, спустилась в гостиную.

– И мне казалось, мистер Джозеф может подтвердить это, да, мисс?

– Да. Мы вместе поднялись наверх, и, пока я принимала ванну, он продолжал со мной разговаривать из своей комнаты. Я не могу припомнить, чтобы он хоть раз останавливался, разве что тогда, когда мурлыкал себе под нос.

– Даже когда вы пошли из ванной к себе в комнату? Вы продолжали разговаривать друг с другом?

– Он продолжал говорить со мной, – поправила Матильда.

– Вы хотите сказать, что не отвечали ему?

– Я время от времени говорила: «О! « Иногда отвечала: «Да», когда он спрашивал, слушаю ли я его.

– Вы обычно разговаривали с мистером Джозефом, находясь у себя в комнате, мисс?

– Я не делала этого в предыдущую ночь и в последующие, но трех дней недостаточно, чтобы сказать о том, что обычно, а что нет.

– Понимаю. И вы вместе спустились в тот вечер?

– Рука об руку.

– Спасибо, мисс, это все, что я хотел знать, – поблагодарил Хемингуэй.

Стивен, который хмуро наблюдал за ним, поинтересовался:

– На что вы намекаете, инспектор?

– Проверяю факты, сэр, вот и все, – ответил Хемингуэй.

Но когда через несколько минут он встретился с сержантом Вером, он покачал головой и сказал:

– Ничего хорошего. Он позаботился обеспечить себе железное алиби.

– Вот вы и остались с носом! – ответил не очень разочарованный сержант.

– Нет, не остался, – резко ответил Хемингуэй. – В тот вечер, и только в тот вечер, Джозеф разглагольствовал с мисс Клар, пока она одевалась к ужину, и я еще больше убедился, что он тот, кого я ищу.

Сержант печально посмотрел на шефа:

– Никогда не знал, что вы можете идти против фактов, сэр.

– Ты не понимаешь, что у меня не все факты. У меня их много, но отсутствует некоторая существенная связь. Здесь я ничего не могу поделать, пока наши ребята не сообщат о результатах исследования отпечатков.

– Конечно, если окажется, что они принадлежат Джозефу, это будет сильное косвенное доказательство, – согласился сержант. – Но, с моей точки зрения, недостаточно сильное для того, чтобы его осудили, если мы не поймем, как он смог войти в комнату Натаниеля и убить его. Больше того, у нас еще есть носовой платок Ройдона.

Но Хемингуэй явно не интересовался платком Ройдона. Пока он ждал звонка из участка, его поймала Валерия, которая хотела знать, может ли она уехать домой. Хемингуэй заверил ее, что у него нет никаких возражений против ее немедленного отъезда. Это заявление очень ободрило красотку. Она побежала к матери и нашла ее в гостиной, где напористой даме удалось отловить Стивена.

– Я знаю, ты поймешь материнскую озабоченность, Стивен. Я очень, очень волнуюсь за счастье и будущее материальное благополучие моей дочери. При сложившемся тогда положении дел моя совесть требовала, чтобы я расстроила вашу помолвку. Но я убеждена, у тебя рыцарская натура, ты простишь мою осторожность, такую естественную для матери.

Выражение лица Стивена вряд ли могло дать ей такую уверенность. Прежде чем он смог ответить, вмешалась Валерия:

– О, мама, как я хочу, чтобы ты замолчала! Я все время говорю тебе, что не хочу выходить замуж за Стивена! И мы можем уехать домой, как сказал этот душка-инспектор.

В каких бы выражениях миссис Дин позже ни осудила невежливое вмешательство дочери, даже она вынуждена была признать, что после таких откровенных слов надежды на возобновление помолвки не оставалось. Она высказала язвительное пожелание, чтобы они оба не обнаружили, что сделали ошибку, и не пожалели, и вышла из комнаты – в одиночестве переживать свое огорчение.