Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

— А у меня есть прописка! — вскочил Пиптик, но, встретив укоризненные взгляды, быстро сел.

— Так кто же? — повторил вопрос Мамай.

Все посмотрели на первого секретаря. Согласно занимаемой должности, первым свое мнение должен был выразить Брэйтэр, но Лев Аронович молчал. Он колебался. Недавнее мероприятие вынудило его заметно поиздержаться. Одни только непредвиденные расходы вылились в двадцать миллионов. Более того, несмотря на то что конкурс уже давно прошел, председатель требовал дополнительных расходов еще и еще. Куда они уходили — неизвестно. Торговый магнат отдавал деньги с большим нежеланием и каждый раз подозрительно смотрел то на новую норковую шапку, появившуюся у товарища Мамая, то на его новые сапоги. На поминки председатель явился в прекрасном шерстяном пальто.

Нет, к новой затее с выборами следует подходить осторожно. С одной стороны, неплохо бы пробраться в совет — можно будет выхлопотать дополнительные торговые площади. Но с другой…

Лев Аронович задумчиво прожевал кусок котлеты и наконец спросил Потапа:

— Скажите, а кто… м-м… будет финансировать избирательную кампанию?

— Не задавайте глупых вопросов, — жестко произнес председатель. — Будете баллотироваться?

— Да, — выдохнул Брэйтэр.

— Решено. Кто еще?

— Я, — сказал Коняка-младший, доселе находившийся в тени.

— Ты кто?

— Это… Васятка, — представил сына Мирон Мироныч, указав в его сторону неверной рукой, — наследник мой. Душа человек.

Мамай оценил наследника мутным взглядом.

— Васятка? Молодец. Орел! Пойдешь депутатом… Сможешь навести порядок?

— Да, — страстно гаркнул Василий. — Только покажите, кого вешать и стрелять.

— Хорошо. Еще желающие?

Желание проявил и Харчиков, которого прельщали депутатские льготы и бесплатный проезд в общественном транспорте.

Почуяв, что наступил удобный момент, дьячок схватился за рюмку.

— Ну, други мое… — начал он, но не успел договорить и, уронив голову на грудь, забылся мертвым сном.

— Слаб здоровьем, — заключил Христофор Ильич.

По объективным причинам духовная особа не могла больше руководить застольем, и обязанности тамады возложили на Коняку.

Пили за здравие всех присутствующих, вместе взятых, и за каждого в отдельности. И после очередного тоста то один, то другой подпольщик начинал сознавать, что просто обязан стать избранником народа.

Депутатами решили стать все, за исключением Мамая и спящего дьякона.

Вечеринка затянулась допоздна. Всех ее участников окончательно разобрало, и они оказались в той стадии алкогольного опьянения, когда хочется одного — тосковать. Часть подпольщиков тосковала молча. Другие, наиболее стойкие, еще вяло ворочали языком, пытаясь спеть что-нибудь душевное. Владимир Карпович беспрерывно икал и собирал в кулек нетронутые продукты. Потап рассеянно рассматривал красные морды, сидящие напротив, и силился припомнить их имена или хотя бы фамилии. Сделать это никак не удавалось, мысли путались, а в ушах почему-то стоял шум прибоя.

Кто-то хлопнул его по плечу.

— Шеф, — медленно проговорил Вася, — пошли к тетькам.

— Куда? — не мог сообразить чекист.

— К тетькам.

— К ж-женщинам, — пояснил Пиптик.

— К женщинам? Женщины… — пробормотал Мамай. — Из-за этого золота я совершенно забыл о женщинах… Хотя… когда хочешь найти с ними общий… язык — всегда вспоминаешь о золоте… Вот ведь как… как сказал однажды я, мужчины правят миром, а… мужчинами правят женщины…

— Во шеф нажрался, а! Психологию тут развел. Пошли на улицу, шеф.

— Пошли.

Темной промокшей улицей, не разбирая дороги, двигалась лихая троица. То, что компания навеселе и ей на все наплевать, собаки чуяли за километр и даже не пытались ее облаять.

Весенняя сырость действовала отрезвляюще. Настолько отрезвляюще, что гуляки без особого труда находили нужное направление, но передвигаться самостоятельно им было еще трудно. Посредине, поддерживаемый двумя молодцами, шел Иоан Альбертович Пиптик. Ногами несостоявшийся Шелкунчик выделывал такие кренделя, что его мастерству могла бы позавидовать сама Майя Плисецкая.

Из лужи в лужу перепрыгивала луна. В воздухе чем-то пахло, вероятно, это было то, что называют запахом весны. Прямо по курсу в несколько рядов горели окна. Так безжалостно сжигать электричество могли только в государственных учреждениях или местах временного проживания. Где-то там, среди огней, и таилось злачное место.