Елена Колина - Наивны наши тайны

Он уже был одет для выхода — светлые льняные брюки, льняная рубашка чуть темнее брюк — и нетерпеливо и немного неловко, как и полагается мужчине, похожему на медведя, приплясывал над сидящей у зеркала красивой темноволосой женщиной, тоже высокой и крупной, но нисколько не похожей на медведя: тонкая талия, пышная грудь и яркое лицо с трогательными губами сердечком, как у дамы пик.

Яркая черноволосая женщина, Ира, в третий раз наносила макияж. Сейчас она усердно занималась губами, явно назло мужу. Нанесла специальный крем, обвела карандашиком контур губ, затем провела помадой.

— Ну, все наконец? — нетерпеливо спросил мужчина.

— Нет, не все! И не делай вид, что ты не понимаешь!.. — женщина красила губы, поэтому у нее получилось «недеавиттотынепонимашшь».

— С тех пор как они переехали в этот дом, у Ларисы совсем поехала крыша!..

Ира несколько раз встречала у Ларисы ее соседок — жен банкиров, и еще жену какого-то владельца заводов, газет, пароходов, и... слышал бы Игорь, о чем эти жены разговаривают!

— О чем же? — вежливо поинтересовался Игорь, посматривая на часы.

— Жалуются, что их мужьям приходится зарабатывать деньги в поте лица, а вот какой-то Петька сидит на трубе и ему деньги капают... что такое «сидеть на трубе»?

— Это значит, что их знакомый Петька занимается нефтью... ну, пожалуйста, брось ты эту помаду!

Ира не двинулась с места.

— Обсуждают, где что купили, куда поедут отдыхать. Хотя за границей им тоже скучно. И еще какие плохие у них домработницы и няни. Часами, подробно: «Я ей говорю это, а она мне то, а я ей...»

— Не может быть, — недоверчиво протянул Игорь, — это слишком уж... тривиально, как в плохих книгах...

Ира не знает, тривиально это или нет, но это чистая правда.

— И зачем Лариса так стремится стать своей среди богатых? Глупо ужасно, правда? — вопрошает она.

— Ну-у, малышка... самая главная потребность у человека, ну, если он, конечно, сыт и не озабочен сексуально, — это потребность в общественном признании. Я бы даже пошел дальше и посчитал именно это основным инстинктом, а вовсе не секс... Так что желание попасть в какой-то иной круг вполне естественно... Бальзак, Мольер, Золя — великие французы много писали об этом...

— Это убогое общество — круг?!! Однажды они о культуре беседовали, заранее готовились, наверное, «Афишу» читали. Одна говорит: «Аксенов самый лучший писатель, только очень сложный». А я ей говорю: «Прилично любить только раннего Аксенова, а позднего любить стыдно». А она мне в ответ: «Где вы купили эти туфли, как можно носить такую дешевку?!» А на мне были очень красивые туфли, просто у нее нет вкуса...

— Так, все! Сегодня ты не увидишь Ларисиных гостей, будут только свои. Быстро одеваться, быстро улыбаться!

— Я заранее знаю все наизусть! Ты будешь вилять хвостом перед Кириллом: «Изволите поиграть, изволите пошутить, изволите помолчать...» Почему в последнее время ты так странно себя ведешь? — красавица Ира зло скривила свеженакрашенные губы. — А Лариса спросила, где я купила платье... а эта ее дурочка Мариша сказала, что это прошлогодняя коллекция, а я...

— Ты самая красивая, и в платье, и без платья... ты только не мешай водку с шампанским, и жизнь покажется лучше.

— И это ты мне говоришь! Водку с шампанским!.. Когда у меня вся жизнь из-за тебя... когда ты мог бы... если бы ты... тогда бы я...

— Для нас с тобой, Ирочка, наступил решающий момент, и не исключено, что все решится как раз сегодня!

Ира не захотела уточнить, что именно для них решится сегодня, — она уже столько раз слышала, что все изменится, что перестала верить, поэтому просто отмахнулась от мужа — мелким небрежным жестом, как от мошки.

...Борис Аркадьевич Розин, отец культового писателя Кира Крутого... нет, не так... Борис Аркадьевич Розин, не имеющий ничего общего с культовым писателем Киром Крутым, отец Кирилла Ракитина, шел по набережной Фонтанки. Приближаясь к небольшой площади с клумбой посредине — вылитый плевок творога в школьной ватрушке, — он почувствовал легкое покалывание в груди.

От «ватрушки» Борис Аркадьевич, Б. А., как его называли все, включая сына, направился к Пяти углам, и при повороте на улицу Рубинштейна сердце вдруг закололо сильнее...

Не вдруг, не вдруг!.. Его сердце всегда покалывало, когда он подходил к этому месту, уже двадцать шесть лет как покалывало... Здесь, в доме номер двадцать семь по улице Рубинштейна, в третьем дворе, в крошечной квартирке жила Аврора.

Б. А. был знаком с Авророй двадцать шесть лет четыре месяца, и сегодня в шесть вечера будет три дня. Двадцать шесть лет назад они с Авророй так любили друг друга, что сегодня Б. А. просто не верилось, что он, тогда уже не мальчик, был способен на такое — неистовство, крушение, буйство, страсть...