Юлия Климова - Золотая клетка для светского льва

– Н-да… – протянул Максим Леонидович и подошел к окну. Ветер раскачивал разноцветные гирлянды, а снег искрился, точно россыпь бриллиантов. – Красиво… – выдохнул он, любуясь украшенными к Новому году двориками.

До его слуха донесся еле уловимый шорох, и Берестов резко обернулся. Из щелки под дверью струился тусклый свет. Вот он на секунду погас – по полу что-то скользнуло и остановилось около ножки кресла.

Берестов быстро включил свет, поднял белый конверт, вскрыл его, развернул листок бумаги и прочитал:

– «Я все знаю».

Неровные печатные буквы.

Вздрогнув, он еще раз пробежался глазами по строчке, затем резко распахнул дверь и вышел в холл.

Тихо. Никого нет.

Добро пожаловать в наш дом!

– Дашенька, какая же радость, что ты вернулась, – под зубовный скрежет Ирмы и Акулины Альфредовны сказала Евдокия Дмитриевна. – Я уж подумала: поругались мои молодые, надо срочно их мирить.

– Да нет, – улыбнулась Дашенька, кидая в чашку кубик сахара, – дела неотложные навалились, вот и пришлось спешно уехать.

Евдокия Дмитриевна ответно улыбнулась и вновь задумалась: что же происходит между ее сыном и этой щупленькой девчушкой?

– Ну где же Егор? – недовольно спросил Вадим, кроша овсяное печенье на блюдце.

– Десять минут уже ждем, – поджала губы Акулина Альфредовна, не скрывая своего раздражения.

Утром Егор попросил всех собраться в гостиной к десяти часам. Леночка принесла чай с печеньем и, так как слова хозяина дома относились и к ней, села на край дивана и с напряжением стала поглядывать на Вадима. Он ломал печенье, не то от разыгравшихся нервов, не то из вредности. Леночка придерживалась второй версии – крошки сыпались на скатерть, а значит, ей придется их убирать.

– Извините, меня задержал важный телефонный звонок, – сказал Егор, выходя из кабинета. Плотно закрыл дверь и занял место посреди гостиной. – Попрошу тишины, – он немного помолчал и, кашлянув, продолжил: – Все вы знаете, что у нас произошло – украдена рубиновая брошь-бабочка «Полет мечты». Я не собираюсь тыкать в кого-либо пальцем и, если честно, не желаю больше приглашать посторонних людей в дом, – он опять помолчал, давая всем возможность вспомнить ночной кошмар, устроенный Ежиковым, – поэтому хочу сейчас сделать небольшое заявление. Тот, кто располагает какими-либо сведениями и поможет найти похищенную драгоценность, получит вознаграждение – двадцать тысяч долларов. Так же я буду очень рад, если брошь каким-нибудь невероятным образом, совершенно случайно, окажется на моем столе в кабинете. Обещаю – инцидент будет забыт, и никто и никогда об этом вспоминать не станет. Данное предложение действительно до Нового года. Прошу хорошенько обдумать мои слова и…

– Не хочешь ли ты сказать, – фыркнув, перебила Акулина Альфредовна, – что подозреваешь каждого из нас?

– По-дурацки все как-то, – пожала плечами Виолетта.

– Я уже сказал по этому поводу все, что считал нужным, – пресек разговоры Егор. – Даша, мне нужно с тобой поговорить, пойдем в мой кабинет.

– Значит, больше никаких частных детективов не будет? – поинтересовался Вадим, наконец перестав крошить печенье.

– Это еще под вопросом, – ответил Егор.

– Может, нам спокойно встретить Новый год, а уж потом… – забубнил Феликс и тут же осекся. После ночного происшествия ему хотелось превратиться в мышь, которую никто не видит и не слышит. Он покраснел и продолжать не стал.

– Егору виднее, – коротко сказал Максим Леонидович и с сочувствием посмотрел на смущенного астролога.

В кабинете Егора Дашенька уже чувствовала себя как дома. Забравшись на широкий подоконник, она посмотрела на своего «жениха» и спросила:

– Что тебе надобно, старче?

– Покоя, – честно ответил Егор.

– Это не ко мне.

– Знаю, но все же решил с тобой поговорить, очень надеюсь, ты меня поймешь.

Дашенька поболтала ногами и согласно кивнула:

– Давай, излагай.

Егор был задумчив и несколько расстроен, и она приняла трудное для себя решение – пока не шалить.

– Пять лет назад эту брошь подарил маме на Новый год мой отец. С тех пор она всегда в память о нем надевала ее именно в этот праздник. Сейчас она, конечно, не показывает, как сильно расстроена, но поверь мне – это так. Я не собираюсь огорчать ее еще и нашими с тобой разборками, поэтому просто хочу сказать… Я ничего о тебе не знаю и допускаю, что у тебя есть какие-то свои проблемы. В этом доме ты оказалась по моей вине, так что, если тебе нужно где-то пожить пару дней, – оставайся. Но давай потом расстанемся по-хорошему и не будем осложнять друг другу жизнь. Повторяю – я не хочу огорчать маму еще больше. Постарайся меня понять.