Александра Антонова - Продавец фокусов

На улице подморозило. Снежинки уже не таяли на асфальте, а ложились ровным слоем, укрывая осеннюю грязь лебединым пухом. Натянув вязаную шапочку до бровей, подняв воротник и утопив руки в карманы пальто, я зашагала домой.

Холодный воздух приятно остужал разгоряченные щеки. Ощущение легкости и свободы придавало мне бодрости и ускоряло шаг. Редкие прохожие вихрем проносились мимо, торопясь к предпраздничным застольям.

У углового дома мое внимание привлекли ярко освещенные витринные окна.

"Фотография" – трафаретными буквами было написано на стекле двери. Я немного потопталась у ступенек, удивляясь, что мастерская работает в такой поздний час предпраздничного дня. Посчитав это знаком свыше, я толкнула дверь.

Где-то в глубине помещения звякнул колокольчик, уведомляя хозяев о появлении нового клиента. В комнате конторского вида было тепло, даже жарко. Лампы дневного света щедро освещали обшарпанные шкафы, разномастные стулья, пыльные шторы больничной расцветки, захватанную руками черную занавеску, прикрывавшую вход в студию фотохудожника, и казенный письменный стол, за которым спал сам фотограф.

Мужчина не первой молодости в застиранном синем халате откинулся на спинку стула в неудобной позе: запрокинув голову назад и бессильно обвиснув руками. "Надо же, как человек умаялся перед праздниками", – мелькнула у меня сочувственная мысль.

Весело улыбаясь, я обогнула стол и протянула руку, чтобы потрясти соню за плечо и пробудить. Мужчина спал с открытыми глазами. Это меня немного озадачило, но не настолько, чтобы отказаться от своего поступка, навеянного предпраздничным настроением и некоторым количеством шампанского.

– Доброе утро! – пошутила я и похлопала фотографа по плечу.

Мужчина почему-то не проснулся, а завалился вбок и сполз со стула на пол. Я нахмурилась, прикидывая, что могло с ним случиться. Либо он пьян до бесчувствия, либо тяжело болен. Скорее всего, последнее предположение соответствует истине. Ну, конечно! У фотографа тяжелый недуг головы, иначе, откуда у него могла взяться аккуратная дырочка в переносице и струйка темно-красной крови, проложившая себе дорогу через лоб к пробору.

Ватные ноги приросли к полу, в горле комом застрял крик, а ладони покрылись испариной. Как в кошмарном сне, я пыталась сдвинуться с места, но конечности отказывались повиноваться. В голове бился отчаянный вопль: "Ой, мамочки!". Сколько времени я пробыла в коматозном состоянии, сказать не могу. Может быть секунду, а может быть целый год.

За черной занавеской что-то тихонько звякнуло, и инстинкт самосохранения включил систему эвакуации на главный режим. Я схватила со стола самый крупный предмет, замахнулась им в качестве метательного снаряда и в два прыжка оказалась за дверью фотомастерской. Совершенно забыв, где нахожусь и куда направляюсь, я заметалась на тротуаре.

Из арки дома эхом прокатился хохот подвыпивших сограждан, которые досрочно отметили День примирения горячительными напитками. Я спряталась за водосточную трубу и затаилась в спасительной темноте. Одной рукой я прикрыла рот воротником, чтобы пар от дыхания не выдал моего присутствия, а в другой обнаружила предмет со стола фотографа, не смогла определить на ощупь, что это такое, и сунула его в сумку. Из арки вывалилась компания подростков и, гогоча, направилась в сторону трамвайной остановки. На пути им попался беспечно припаркованный возле тротуара автомобиль. Великовозрастные шалуны прошлись по крыше и капоту пикапа кулаками, попробовали на прочность колеса и, радостно улюлюкая, направились дальше.

Когда хохот, непристойные выкрики и топот ног затих в отдалении, я облегченно выдохнула и сделала шаг из своего укрытия. Однако обострившееся чутье вовремя подсказало о приближении новой опасности. Из темноты улицы вынырнули две фары. Мне пришлось вернуться в исходное положение за водосточной трубой. К дверям фотомастерской бесшумно подкатил черный «Мерседес». Дверца со стороны водителя открылась, и на асфальт выпрыгнул юркий человечек. Его узкоплечая фигурка была затянута в узенькие брючки и легкую курточку, на голове примостилась кепочка. Человечек проворно обошел машину и юркнул в ту дверь, из которой только что вылетела я.

События продолжали разворачиваться в непрерывной последовательности, не давая мне возможности покинуть место кровавого преступления. Негромко чавкнула задняя дверца «Мерседеса». На заснеженный тротуар опустились две женские ножки в туфлях на шпильках, а затем появилась Дама в лисьей шубе до пола. Света одинокого фонаря вполне хватало, чтобы рассмотреть ее во всех подробностях. Я не могла оторвать глаз от ее фигуры и лица. Дама была красива совершенно невозможной, завораживающей красотой. Волосы медового цвета, зачесанные наверх, точеный профиль, лебединая шея, изящная рука и королевская стать! Господи! Хотелось плакать при виде такого совершенства!