Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

Большой лабиринт – называли когда-то мы его. Тайна пути передавалась из поколения в поколение детей.

Я радостно узнавала детство. На сердце было тепло.

А вот и наш детский садик.

Я заплакала от счастья. Я узнавала каждую деталь. Как давно я здесь не была! Из машины все было по-другому, но такое близкое! Я точно путешествовала по своему детству.

Нас тут больше нет... – с грустью подумала я. – Другие мальчишки бегают по дорожкам, другие девчонки шушукаются в углу... И никогда этого не вернуть...

Машина ревела.

Я тоже ревела в машине. Ревела и размазывала слезы. Другие взрослеют. Почему же я не взрослею?!

А вот и школа. Я загнала машину под деревья, вышла, прислонилась к кирпичной стене, и заплакала...

Школа наша была до сих пор старенькая, кирпичная, окруженная садом.

Я даже не обратила внимания, как где-то сбоку прошел вертолет.

- Пуля, ты что? – услышала я мягкий голос, и меня осторожно прижали к груди, вытирая мне слезы. – Почему ты плачешь?

- Я так и не выросла, Ольга Ивановна... – обреченно и отчаянно сказала я сквозь пелену слез, подымая к ней скривленное слезами лицо, уже зная, кто стоит рядом. Моя классная учительница.

Она подошла незаметно, наверное увидев меня в окне школы.

- Ах, мартышка, сколько тебе досталось... – с тоской сказала Ольга Ивановна, грустно улыбаясь. – А помнишь, как ты дралась с Нютой в этом дворике?

Я кивнула сквозь слезы.

- А как привязала приехавшего с делегацией китайца за его косу к школьному грузовику?

Я хихикнула сквозь слезы, не переставая плакать. И лишь прижавшись к ней.

- Он добежал до наших шефов на заводе необычайно быстро...

Я задергалась плечами, не поднимая лица от ее кофты.

- Ты еще вырастешь, девочка, поверь мне... – тихо-тихо прошептала, так, чтоб я не услышала, она.

Но я просто заплывала слезами, ничего не видя от них.

В это время послышались какие-то крики, и я поспешно отпрянула от Ольги Ивановны, вытирая лицо.

Я подняла глаза и смутно увидела, что ко мне бегут какие-то бритоголовые мужики с оружием и золотыми цепями. Впереди был двухметровый гигант с кольтом в руке.

Я удивленно и растеряно посмотрела на них. А гигант прямо на ходу как-то равнодушно выстрелил в стоящую слева от меня Ольгу Ивановну... Ее маленькое тельце словно сложилось полам, рухнув как-то безвольно и удивленно...

Я недоуменно смотрела на это, а потом словно снова сквозь слезы увидела, как расплылось пятно у нее на одежде и как осталось недоуменным ее доброе и наивное лицо...

Во мне все словно перевернулось.

Я увидела в голове гиганта и падающую Ольгу Ивановну вместе, и в голове что-то сместилось.

Как-то злобно я прыгнула в работающую машину рядом, так что никто ничего не понял, и ударила по газу, резко вывернув руль.

Он так не успел увернуться. Рванувшаяся машина ударила его, и, протащив несколько метров, расплющила бампером о стену. Так, что у него внутри что-то хрустнуло.

А я уже дала задний ход и углом жигуленка все же попала в живот другому бандиту. Так, что когда его ударило вместе с моей машиной углом о стенку противоположного дома, кишки полезли у него через рот.

Лениво жующий жвачку парень с автоматом, так же лениво поднимавший его на меня посреди двора, так и не понял, что произошло – я сбила его “жигулем”, так что очередь прошла надо мной. И четыре раза проехалась по нему туда сюда, пока он не затих.

И оглянулась – слева выскочивший из школы физрук методично бил по голове бейсбольной битой четвертого падающего бандита.

И тут от стены дома отделилась черная фигура. Хладнокровно, беспощадно, без спешки... От нее просто страшно повеяло смертью. Это был профессионал. Он хладнокровно вскинул пистолет с глушителем на меня, и ни я, ни физрук к нему уже не успевали.

Но вместо того, чтобы выстрелить, он вдруг упал. И в голове его зияла дырка. Он словно как-то даже не мог поверить, что это его убили – такое у него было дурацкое мертвое лицо. Я тоже не могла поверить. Пока из дверей школы не выбежал наш военрук с личным, подаренным еще Жуковым, именным револьвером в дрожащей руке. Ствол револьвера дымился.

Но мне было все равно. Я распахнула дверь машины и теперь смотрела на Ольгу Ивановну как тупая и замороженная, не в силах ни встать, ни поверить, что это случилось. Я не могла вообще мыслить – внутри все как отнялось. Это была последняя нить любви, которую подарило мне детство.

А потом заметила военрука. Который, вместо того, чтоб броситься к убитой, бросился с пистолетом ко мне.