Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

И начался такой пир горой, что небеса ахнули.

Мы уплетали самые изысканные деликатесы и дичь, ели икру ложками и что-то горящее в огне, баранов, запеченных целиком и акулу в каком-то соусе, хохотали, пили лучшее вино, а потом я потребовала тортов, как в детстве. Впрочем, вместо вина я пила свой любимый сок, ибо “детям” категорически все запретили даже пригублять вино. Как когда-то в детстве, я потягивала сок из трубочки, кося глаза по сторонам, и разбиралась с лучшими пирожными и тортами. Певец пел перед нашим столом, а официанты бегали, как угорелые.

Кое-кто заглядывал внутрь, но на нас даже не обращал внимания, осматривая в основном тихие углы.

Тот древний седой сухонький и какой-то прямой, как военный, старик упрямо смотрел на меня. Вернее на мои драгоценности. Как уставился, так и не прекращал. Он даже беседовать перестал со своим собеседником – только молчал и смотрел. И что-то изредка отрывисто отвечал своему собеседнику. Он так тоскливо смотрел на эти чертовы гранаты, будто в них был смысл его жизни, и любовь, и ушедшая жизнь...

Мне было нехорошо от его взгляда, и я дважды смущенно оглядывалась и застенчиво съеживалась, стараясь стать меньше.

- Ты имеешь успех! – поощрительно сказала Оля, уплетая пирожное и смотря на зал. – С тебя не сводят глаз!

Я ответила шуткой, хоть мне хотелось зареветь от такого внимания. Вечно мне не везет! Вообще Оля вела себя слишком вольно. По ее приказу принесли чемоданы, и теперь она со счастливым лицом все время бегала за занавеску и меняла наряды один за одним из своей коллекции, демонстрируя, как они сидят. Мужчины с восторгом встречали каждое ее появление.

Оля вдруг усмехнулась и поглядела мне за спину. Я оглянулась – старик медленно поднялся, видимо на что-то решившись, и со своим спутником двинулся ко мне.

- Старик – какой-то аристократ, я не помню, – тихо сказала мне Саня, незаметно наклонившись к моему уху. Она сказала так, чтоб они не услышали, будто случайно потянулась за пирожным. – А вот спутника я, к сожалению, знаю. Это главный в этом сборище ювелиров, он гениальный мастер и к тому же владелец не только сети ювелирных магазинов, но и занимается переправкой зарубеж старинного ювелирного антиквариата. Он меня учил, но, по счастью, не знает моей профессии...

- Брить и садить?! – одними губами, так, чтоб это не было видно, спросила я, широко улыбаясь своей компании.

Старик упорно медленно пробирался между столами, слегка задыхаясь. На него стали оглядываться.

- Успокойтесь, Евгений Иванович... – пытался удержать старика его спутник.

- Если он сделает тебе гнусное предложение, – мрачно и зло зыркнул на него боец, что сидел рядом со мной и опекал меня, – он пролетит на свое место одним шагом и на одном дыхании, не касаясь ни стола, ни пола! – выплюнул он.

- Не злись Викинг!

- Ненавижу тех богатеньких буратино, кто думает, что ему все позволено! – проскрипел тот, словно собирался защищать меня.

- Успокойся... Она одета так, что чтоб сделать ей гнусное предложение, ему надо иметь все русские банки, а не счета, – буркнул белобрысый. – Скорей он хочет поухаживать!

Я чуть не съела их. Во всяком случае, подавилась пирожным.

Они с старцем подошли и в упор меня рассматривали. Тонкие линии лица старца исказились. Я заметила, что он совершенно не смотрит в мое лицо, даже раз не глянул, и что он с моноклем, и он близорук.

Но когда он увидел вблизи набор, то побелел, задыхаясь, словно умирал от горя и того, что увидел. Так что все обратили на него внимание. Люди оборачивались со всего ресторана. И немудрено – цвет лица его менялся так быстро, словно по нему бежали волны.

Он потянулся руками к моей груди к брошке.

Я резко дала ему по рукам.

- Что вы себе позволяете! – прошипела я.

- Извините, можно нам посмотреть драгоценности, я ювелир, так любопытно? – вежливо и элегантно спросил его спутник, пока старик рукой вцепился в гранатовое колье и держал его, будто цепь с меняющимся лицом.

Все уставились на нас. Да и действительно, было на что посмотреть – лицо было белым, красным, пепельно-серым...

А когда он неслушающимися пальцами подтянул к себе деталь украшения на груди, на которой было написано – Татьяна – и про которую Саня сказала, что это новодел, с ним случилось что-то не то.

Он словно хотел крикнуть изо всех сил, и не мог!

На то, что происходило здесь, обратили внимание уже все, хоть это еще было негромко.

И тогда он хрипло тихо закричал. Закричал тихо, интеллигентно, отчаянно, грубо, безнадежно...