Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)

За кофе выяснилось, что я уже довольно хорошо понимаю датский язык. Передав аристократическую даму Зосе, я подсела к Алиции, чтобы послушать, о чем это можно столько времени так оживленно болтать. Оказалось, они с Хербертом вспоминали то время, когда мы с Алицией еще жили в доме родителей Херберта на площади Святой Анны.

– Сейчас родители стали наводить порядок в доме, – рассказывал Херберт Алиции, – и на чердаке обнаружили твои вещи.

– Какие вещи? – удивилась Алиция.

– Сверток какой-то. Они просили сказать тебе об этом. Чтобы ты забрала.

– Скажи пожалуйста! – удивлялась Алиция. – Интересно, что бы могло быть в этом свертке? Спасибо, я позвоню им и как-нибудь заберу.

Херберт покачал головой.

– Ты не дозвонишься, они сейчас живут в Хюмлебеке. Хочешь, я сам возьму сверток и передам тебе? Ведь все равно нам придется завтра или послезавтра встретиться по наследственным делам.

Алиция с благодарностью приняла его предложение. Я бестактно вмешалась в разговор, так как он показался мне важным, а я не была уверена, что все правильно поняла. Оказалось, все правильно.

– Если твои вещи до сих пор лежат в их доме, значит, ты оставила их пять лет назад. Что же такое, скажи на милость, ты могла забыть и не вспоминать столько времени?

– Мне самой интересно, – ответила Алиция. – Только потому мне и хочется заполучить этот сверток, а так, ведь наверняка мне те вещи уже не нужны.

Поздним вечером гости покинули дом, рассыпаясь в благодарностях за чудесный ужин и без конца чихая. В прихожей вонь была и вовсе непереносимая. Оказалось, Зося в спешке оставила там бутылку с остатками растворителя. Алиция проводила Херберта и его жену до машины.

– Вот интересно, как подействует наш смрад на их насморк? – задумчиво произнес Павел. – Излечит или наоборот?

– Поставь эту проклятую бутылку на место, – приказала ему Зося. – Мыть посуду сегодня не будем.

Павел не успел выполнить приказ, так как зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– Алиция, тебя! Герр Мульдгорд.

Мы бросили все дела и стали ждать, когда Алиция закончит разговаривать с полицией. Вдруг что-нибудь новенькое!

– Черта с два! – повесив трубку, раздраженно сказала Алиция. – Так ничего и не узнали! Хотя иногда мне кажется, что он все-таки что-то от меня скрывает…

– Полиция всегда скрывает, – заметила я, – так уж им положено. А кроме того, что скрывают, ты больше ничего нам не сообщишь?

– У Аниты на вчерашний вечер нет алиби. У Роя тоже нет. Енс звонил не от себя, а от одного знакомого, у которого в тот момент как раз сидел гость. Иностранец. Полиции он уже давно не нравится. Этот гость слышал наш разговор и мог сделать выводы. Полиция фотографировала, правильно мы думали. Машина – «мерседес», в ней сидел человек в больших очках и в кепке, надвинутой на лицо. Который выходил из машины, может быть кудлатым. Ну, тем самым, что тогда крутился возле дома без определенной цели. А может и не быть. И еще полиция интересуется, не пришел ли мне счет из магистрата за стрижку живой изгороди. Не приходило ничего такого?

Мы в один голос заверили, что ничего такого не приходило.

– Ну так придет. Кроме того, сказал – они предприняли какие-то потрясающие новые меры, так что в следующий раз преступник уж обязательно попадется.

– А кто-то из нас должен стать добровольной жертвой? – поинтересовалась Зося.

– Не знаю, – вздохнула Алиция.

– Наверное, было бы лучше, если бы я все-таки отыскала это чертово письмо от Эдика.

Мы тоже вздохнули.

– Да, Павел! – встрепенулась Зося. – Поставишь ты, наконец, бутылку на место?

Павел с любопытством взглянул на мать:

– Ты по аналогии вспомнила о том письме?

– О каком письме?

– Ну о том, которое заткнуто в дверцы антресолей. Я же вам вчера говорил.

Три бабы молча уставились на него. Пришло письмо, Алиция хотела его распечатать, но тут кто-то ей помешал… Она никак не могла вспомнить, куда его сунула… А дверцы антресолей все время распахивались… Павел!!

Павел уже был на табуретке. Мы кинулись к нему и, мешая друг другу, подавали необходимый инструмент. Павел вырвал письмо из щели клещами, чуть заодно не сорвав дверцы с петель. Алиция выхватила у него из руки помятый конверт.

– Письмо Эдика! Матерь божия! – только и могла она произнести.

Эдик писал:

«…И вот еще о чем мне хотелось тебе сообщить. Впрочем, скоро я приеду и тогда обо всем расскажу подробно. А сейчас предупреждаю только, не очень-то доверяй всем подряд. Слишком ты доверчива. А я тут случайно узнал, что эта особа для тебя совсем не подходящая компания. Ну, та, что на фотографиях, сделанных в ее день рождения, ты еще показывала мне снимки, когда последний раз приезжала в Польшу. Вспомни, на двух фотографиях ты, эта особа и большое животное, а на одной – только ты с ней. Так вот, эта особа общается тут с одним подозрительным субъектом, которому въезд в Данию заказан, а если выяснится, что и она вместе с ним занимается махинациями, у тебя будут большие неприятности. Этого комбинатора тут уже взяли под наблюдение, твою знакомую – пока нет, но береженого бог бережет. И вообще она редкая свинья, водит за нос друзей и знакомых и своего мужа тоже надувает, и мне это очень не по душе. Так вот, посмотри, кто это, и больше с ней не встречайся…»