Елена Логунова - Принц в неглиже

— Раньше ты и не могла его заметить, — сказала я. — Раньше особого сходства и не было. Надувной жилет она надела только что.

Ирка подслеповато прищурилась:

— Ты про это оранжевое? Разве это не водолазка?

— В каком-то смысле водолазка, — пожала плечами я. — Если самолет рухнет в море, в воду мы полезем именно в таких.

— Мы что, падаем? — в проходе возник Женя. — Натощак?!

Я устало закрыла глаза, стискивая зубы, чтобы не зарычать. Боже, избавь меня от этих идиотов!

Рядом завозилась Ирка, пытаясь пристроить на животе маленький откидной столик, — он сопротивлялся, не желая устанавливаться под углом.

— Ленка, помоги! Какая-то дурацкая конструкция, никак не откидывается, — позвала подруга.

— Это потому, что кто-то слишком много ест, — бестактно заявил Женя, принимая у стюардессы сразу два судочка с обедом.

Я тяжко вздохнула. Надежды на избавление не было. Если вдуматься, дальше должно быть только хуже: в компании двух психов я летела на поиски третьего. Испытывая при этом сильнейшие сомнения в собственной нормальности.

Борт из Ростова благополучно сел в прокаленной солнцем Ларнаке двумя часами раньше.

— Дас из фантастиш! — радостно произнес капитан Сидоров, высовывая голову подальше в окошко. Идущий впереди автобус загораживал ему обзор.

Водитель-киприот ответил что-то по-английски. Сидоров, не оборачиваясь, отмахнулся.

На лавочках вдоль набережной сидели скудно одетые мужчины и щедро раздетые женщины, все загорелые и белозубые. Торчащему из окошка, как морковка с грядки, Сидорову они приветственно махали руками. Он отвечал им радостными возгласами.

Полковник Лапокосов хмуро молчал, как никогда раньше жалея о незнании им иностранных языков. Уже в аэропорту к нему то и дело по-братски обращались граждане латинских кровей, введенные в заблуждение знойной лапокосовской наружностью. Полковник вынужден был прибегать к сурдопереводу: качал и кивал головой, разводил руками, показывал пальцем, с трудом удерживаясь, чтобы в сердцах не оттопырить средний на правой руке. Сидоров же умудрялся прекрасно объясняться с иностранцами при помощи дичайшей смеси английских, французских и немецких слов и выражений, главным образом заимствованных из кинофильмов. Наиболее употребительным и совершенно универсальным оказалось ругательное «фак ю», которое полиглот поминал по любому поводу с различной интонацией.

— Фак ю! — в очередной раз восторженно возопил капитан, снова высовываясь, чтобы рассмотреть стоящий на тротуаре сияющий металлом «Харлей».

— Сядь, — коротко велел Лапокосов.

Сидоров попрыгал на сиденье, устраиваясь поудобнее, посмотрел на высокие стройные пальмы, развесистые кроны которых подметали ослепительно белое небо, и с чувством произнес:

— О соле мио!

С этими словами капитан бесцеремонно потянулся за лежащими на приборном щитке темными очками и надел их. Обозрев открывшуюся справа морскую даль, он сделал перед грудью несколько энергичных гребков и оживленно сказал:

— Моменто море!

Водитель сбросил скорость.

— Не тормозите, — попросил Лапокосов. — Мы спешим.

— Ват? — непонимающе обернулся киприот.

Надо же им было прислать машину с водителем-туземцем! Лапокосов рассердился: они прибыли как туристы от фирмы «Транс-Глобус». И, хотя сама фирма была прикрытием для Конторы, на помощь законспирированных сотрудников Лапокосов рассчитывать не мог.

— Ват? — переспросил шофер.

— Кроват! — весело срифмовал довольный неожиданной загранпоездкой капитан.

— Быстрее! — рявкнул Лапокосов.

Сидоров подтянулся.

— Цигель, цигель, ай-лю-лю, — перевел он водителю. — Бистро-бистро!

— О, бистро! — кивнул киприот, сворачивая к тротуару.

— Куда это мы? — Полковник выглянул в окошко.

На тротуаре под яркими зонтами толпились белые столики уличного кафе. Справа призывно сияла надпись: «Bistro».

Водитель приветливо улыбнулся, жестами указывая Лапокосову в направлении кафе.

— Уно кретино! — взорвался полковник, неожиданно обнаружив, что может достаточно свободно изъясняться по-сидоровски. — Нон бистро! Форвард! «Палм-Бич», айн-цвай-драй! Темпо!

Сверкнув зубами в улыбке, водитель разразился длиннейшей тирадой на родном языке.

— Мама миа, — устало сказал Лапокосов. Филологические упражнения вызывали у него неприятное щекочущее ощущение под черепной коробкой: как будто там зашевелилось потревоженное насекомое. Еще немного — и оно выберется наружу… — Престо, престо! — машинально произнес полковник по-итальянски, едва водитель чуть сбросил скорость.