Фредерик Дар - Я боюсь мошек

Ларье молча смотрел на меня. Я в первый раз видел его так близко. Удивительно, как меняется лицо, если смотришь на него сперва с расстояния в десять метров, а потом с десяти сантиметров. Вблизи его лицо было очень благородным. Черты разорившегося аристократа, большие глаза, нежные, невзирая на лихорадочный блеск…

— Грязная шавка, — вздохнул я, чтобы прервать молчание. — Она искусала тебя?

Нет, не очень… Она хотела добраться до горла. Я смог удержать ее до твоего прихода…

Потом он снова замолчал, а я принялся ломать себе голову и не мог проронить ни слова. Я думал о том, что мне приходит конец. Через несколько часов я отправлюсь в тот темный край, где из героев и из трусов одинаково растет трава. Прощай, чудесная жизнь во Франции, с заботливой старушкой Фелиси, с Парижем и его ароматом женщин и весны… Прекрасные образы теснились в моем уме… Я вновь увидел каштаны, только что расцветшие, сбросив с себя зимний убор… Я видел девушек, слышал их смех, их вздохи… А кружка пенистого пива на мраморном столике…

— Сан-Антонио…

Робкий голос. Я нахмурил брови. Кто же это? Ах, да, конечно, Ларье.

— Сан-Антонио, ты самый мужественный человек на свете.

Я встал.

— Ты думаешь? Ты никогда не слышал о поцелуе прокаженного!

Он протянул мне руку. Я одно мгновение смотрел на эти пять тонких пальцев, дрожащих как в лихорадке.

— Пожми мне руку, друг мой, — пробормотал он. — Я не надеялся более испытать этот такой обычный и столь прекрасный жест.

Никогда рукопожатие не было таким крепким. Потом я вскочил, как ошпаренный.

— На этот раз я ухожу… Держи нож — на случай, если Другая собака подбежит близко, чтобы обнюхать тебя!

И я побежал к болоту! Я достиг края камышей и остановился, прислушиваясь. Ночь была свежая и ясная. Я слышал, как смеются парни на посту, справа от меня. Кажется, они намеревались немного погулять. В таком месте они должны были подыхать со скуки, как и их начальники. По вечерам они отдавали дань шнапсу, чтобы прогнать черные мысли. Я различал даже звуки аккордеона.

Танцуйте, танцуйте, ребята…

Я продирался через болотные заросли. Под туфлями хлюпало. Я погружался в грязь до лодыжек. Чтобы вытащить одну ногу, я опирался на другую, а она опускалась на добрых десять сантиметров. Потом все начиналось сначала… Чем дальше я двигался, тем более критическим становилось мое положение. Я скоро понял, что если буду упрямо идти через болото, то просто оставлю там свой протухший скелет! Пропадать так пропадать, но сперва надо выполнить свою задачу! Я выбрался из болота, но это заняло у меня почти час…

Большие облака на небе время от времени заслоняли луну… Ах, если бы стало совсем темно! Заметьте, что темнота обманывает только людей. Чутье псов становится еще острее. Их я боялся больше всего. Они мчатся бесшумно и прыгают вам на спину, когда вы этого совсем не ждете. Противная выдумка, правда? Я всегда хотел, чтобы люди не впутывали животных в свои грязные делишки.

Я шел в направлении поста, надеясь, что у охраны только одна собака. Этого вполне достаточно, тем более, что эту дорогу легко охранять. Вприпрыжку я достиг поста. В маленьком домике у ограды бесновался аккордеон. Тевтонские голоса распевали военную песню. Однако, служба, служба!

Снаружи я заметил часового в бетонной будке. Он зевал как лев на заставке кинокомпании «Метро Голдвин Майер» и явно жалел, что не участвует в веселье.

Я одним взглядом оценил ситуацию. Если мне удастся пересечь дорогу, я, может быть, смогу проскочить между будкой часового и домиком охраны. Это был шанс — очень ненадежный, но когда все равно пропал, остальное не имеет значения. Лучше подохнуть от автоматной очереди, чем в течение часов корчиться от удушья!

Спрятавшись в канаве, я ждал, когда облака снова окажутся между луной и мной. Никогда я так ясно не сознавал, как верно выражение «эта чертова луна». Она казалась мне действительно дурацкой, эта немецкая луна, со своей круглой рожей, немного ободранной по сторонам! Она была молочного цвета, холодная, бесчувственная. У нее не было даже той иронической усмешки, какая бывает у французской луны.

Я с нетерпением считал минуты. Там, наверху, куча серых облаков мрачно двигалась к западу. Они не торопились; но вдруг как будто поглотили луну… Она нырнула в эту кучу и исчезла. Наш уголок вселенной превратился в черную дыру. Я вскочил, чтобы перебраться на другую сторону дороги. Камень покатился под моей ногой, я думал, что это конец, но нет — аккордеонист только что развернулся во всю к величайшему удовольствию часового, и тот меня не услышал.