— А от себя ты что привез? — задала я невинный вопрос.
— Что?
— От себя. Вся жратва от мамы, а от тебя что? Водка с парома, вино, ветчина в банке? Шоколад с орехами? На пароме ведь за полцены.
Вопрос Мариана озадачил. Ему такое и в голову не приходило, никто ничего подобного и не требовал никогда. Да и денег у парня не было! От интеллектуальной нагрузки на мозг обжора впал в еще большее расстройство:
— И надо ж было этим полицейским последнюю банку испаскудить! Не такие уж они и плохие были, бычки эти, всё еда… Я бы ей отнес, а зять такого в жизни не пробовал, может, и перестала бы собачиться. Он мастер на все руки, глядишь, и открыл бы нормально… А сестра бы из дому не гнала…
Несчастный оглоед бросал на Алицию исполненные надежды и отчаяния взгляды, но та в упор не хотела его видеть и слышать. Даже ее гостеприимство имело свои пределы, и менять шило на мыло в лице беспокойных любовников из Вероны на не менее беспокойного Мариана абсолютно не входило в ее планы. Я была уверена, что через неделю, максимум две, подруга могла бы и сдаться, но пока живущая в ней милосердная самаритянка пребывала в глубоком обмороке. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Но Мариан продолжал скулить, и в Алиции что-то дрогнуло. Она оторвала пристальный взгляд от углового шкафчика, который внимательно изучала на протяжении всей речи Мариана. Я не на шутку испугалась, что придется мне собирать манатки и выметаться, так как постоянного присутствия в доме этого недотепы я не перенесу…
И тут в дверях комнаты с телевизором показалась Мажена, вся в пыли, возбужденная и растрепанная, с веником и мусорным ведром в руках.
— Слушайте, просто не верится, — ошалело произнесла она. — Сколько же они этого приперли?
Хозяйка сразу же отреагировала на безумный вид Мажены и тревожно спросила:
— А что случилось?
— И как ты только умудрилась так удачно землю рассыпать? Ну, суховата она была, факт, только зачем же все под кровать? Пришлось из-под нее выметать вплоть до самого окна, и глядите, что я нашла!
Она отложила веник, поставила на пол мусорное ведро с землей и черепками, из-под которых торжественно извлекла три консервные банки.
— Похоже, других припасов у них не было, а до этого не добрались, так как не смогли открыть…
— Это что такое? — не веря своим глазам, спросила Алиция.
— Как что? «Бычки в томате»!
— Обалдеть!
— Наверняка из сумки выпали и закатились под кровать, а нашей молчальнице убогой лень было на четвереньках ползать. Вот и махнула рукой.
— Или не хотела взять эти сувениры на память о панголине, тяжело с собой тащить.
— А может, и знать не знала, сколько у него этого добра. Грохнутый жмот набрал тайком от нее побольше консервов, чтобы не разоряться на бары и рестораны…
— Рыба — вещь небесполезная, — заметила Эльжбета.
— Р-р-р-ыба! — обрадовался Олаф.
Мажена водрузила свою добычу на стол.
— Алиция, что будем с этим делать?
Не успела та открыть рот, как в непосредственной близости от находки возник Мариан. Он вперился в консервы жадным взглядом:
— Алиция, тебе это надо?
— Нет, только не это! — решительно заявила хозяйка дома.
— Так, может, я того… Могу забрать, чтобы… Ну, выбросить.
— Выбросить?
— Ну, нет. Ладно, я бы взял для сестры…
Никто не возражал. Отказавшись от кофе со сливками, обжора поразительно быстро удалился, прижимая к груди драгоценные банки…
А насчет мужа я решила подождать. Торопиться некуда. Сначала надо все хорошенько обдумать и взвесить.
Панголин — небольшой, похожий на броненосца, ящер отряда млекопитающих. Питается муравьями и другими мелкими насекомыми.
Колодец Наполеона — один из самых известных и популярных гранпасьянсов.
Тшенсач — польский курортный город, расположенный на побережье Балтийского моря в сорока километрах от Колобжега и в двадцати километрах от знаменитого курорта Камень-Поморски.
Фрокост — второй завтрак у норвежцев между двенадцатью и часом дня, по количеству блюд приближается к русскому обеду.