Фредерик Дар: Елка в подарок

— Мы можем садиться за стол! — приглашает мадам Пино.

— Но сначала, — решительно выскакивает с инициативой Толстяк, — надо посадить елку! А иначе после жратвы ни черта не согнешься…

Пинюш слабо сопротивляется, лелея в душе надежду, что эта проклятая елка успеет сдохнуть за время обеда, но куда бедняге тягаться с Толстяком! Если тому что-нибудь втемяшится в голову, тут уж ничем не выбьешь, хоть кол на голове теши.

Смирившись, мы одалживаем кирку и лопату у соседей и, покружив на пятачке участка, решаем, что наиболее подходящим местом для посадки елового богатыря будет один из углов палисадника. Тут у самого забора, густо увитого диким виноградом, раньше, похоже, были грядки и земля рыхлая.

— Я специально привез тебе елку, — объясняет Берю, — ведь она круглый год зеленая.

Он бросает пиджак на землю, засучивает рукава, жирно плюет на ладони, хватается за черенок лопаты и с жаром принимается за работу. В предвкушении обильной еды он копает землю, как экскаватор.

Чтобы как-то посодействовать общему трудовому подъему, я по мере накопления выброшенной из ямы земли отбрасываю ее подальше в сторону. Господин Берю — прирожденный землекоп, можно сказать, зарыл в землю свой талант. Надо видеть, как быстро он погружается вниз! Не человек, а буровая установка!

Для поддержания ритма новоявленный землекоп поет, если так можно выразиться. Душераздирающий романс «О, как я жаден на женские ласки» напоминает что-то среднее между «Марсельезой» и вальсом Штрауса. Оглушительный рев будоражит дальних соседей. Ему устало отвечают опустошенные от семени быки и накачанные ненатуральным путем коровы с находящейся поблизости станции искусственного осеменения. Мощное звучание, по сравнению с которым миланская «Ла Скала» так, жалобное попискивание. Вдруг Толстяк обрывает концерт и резко выпрямляется.

— Ха, смотри-ка, Пинюш, у тебя на участке известняк.

Тот стоит на куче выброшенной из ямы земли и переминается с ноги на ногу, то и дело задирая голову вверх, как бы прикидывая, на какую высоту взмоет вечнозеленый подарок Берю.

— Откуда это? — спрашивает он.

— Смотри, все белым-бело. Будто мука.

— А может, здесь была школа во времена галлов? — делает робкое предположение Пино, чьи нулевые познания в археологии не мешают ему тем не менее выдвигать гипотезы.

— При чем тут школа? — Ну, потому что мел…

— Рехнулся на старости лет? Не знаешь разве, что в те времена царапали на дощечках гвоздями?

Пока мы каждый про себя обмозговываем рвущиеся на волю смелые гипотезы, Берю вновь вонзается в землю. Но вдруг застывает, уставившись на лопату глазами круглыми, как бильярдные шары.

— О черт!

— Мама!.. — тихо шепчет хозяин участка.

Что касается меня, я воздерживаюсь от звучных междометий, хоть они и пытаются сорваться с кончика языка. Не верю своим глазам. Дайте чистую тряпку, я их протру. Толстяк только что извлек из земли человеческий череп и держит его на острие лопаты.

Быстрее всех прихожу в себя я. Подойдя поближе, наклоняюсь, чтобы внимательно рассмотреть подброшенный судьбой сюрприз. Это и впрямь то, что некогда было человеческой головой. На изъеденной известью желтоватой кости сохранились лохмотья кожи, в некоторых местах даже волосы… Похоже, женские. Что касается плоти незнакомки, то негашеная известь ее не пощадила, сделав находку, честно говоря, малопривлекательной.

Пино тихо всхлипывает в стоячий воротник свитера.

— Вот это, я понимаю, вляпался! Из всей земной суши выбрать одно-единственное местечко — и такой подарочек! — комментирует Берю с присущим ему тактом. — Любопытные у тебя здесь полезные ископаемые, Пинюш! Как по-твоему, это входит в комплект главного приза?

Старик вновь мысленно обращается к спасительной истории галлов и лепечет придушенным голосом:

— Наверное, мой дом был построен на месте древнего захоронения, а?

— Только что ты уверял, что тут была школа, теперь кладбище… — не унимается Берю. — Так ты скоро до сортира дойдешь.

— У моей жены будет удар, — чуть не плача, бормочет новый хозяин археологических раскопок.

— Да ладно тебе, — пытаюсь я его ободрить. — Это, конечно, неприятно, но ты же тут ни при чем.

Тщедушный Пинюш, стуча коленками и шурша джинсами, заводит жалобным тоном:

— Все твоя чертова елка. Она такая громадная, что пришлось копать глубоко…

— Вот так вот, вместо благодарности! — воспаляется Берю. — А я-то хотел доставить тебе удовольствие! Черт меня дернул надрываться выкапывать ее в Булонском лесу!