Фредерик Дар - Потому что красивый

«Вот плутишка, который притворяется плохо видящим, если путает ложку для разделывания с пятнистой форелью».

— А-а-ах, Париж! — восклицает Дороти, чтобы сказать что-нибудь. Па-а-риж!

— И всегда будет Парижем, — безапелляционно сообщает Мастард, — кто-нибудь, подайте мне, пожалуйста, соусницу с майонезом. Лосось животное сочное, но требует графинчика. Без вазелина у тебя ощущение, что зажавкиваешь гидрофильную вату! Я бы сказал, что предпочитаю хорошее филе макрели лососю без майонеза. Даже селедочка с картошкой в маслице проскакивает лучше. Не хотел бы показаться бестактным, но ваш кухонщик должен был готовить майонез с лимоном. Это менее маслянисто и ты меньше рыгаешь.

Напрасно стараюсь поймать взгляд Пузыря, чтобы призвать его к осторожности. Мне кажется, что два клок-путча американки слегка развязали ему язык. Вообще-то, заметьте, что в той позиции, как мы есть, они и я, мы немногим рискуем.

— А-а-ах, Париж! Па-а-а-риж! — вновь восклицает Дороти, адресуя мне зажигательный взгляд, красивый, как «Карфаген в огне» — старый фильм Метро-Голдвин-Майер.

— Ну да, это Париж! — режет Берю. — Там пальца в рот не клади.

К счастью, Инес спрашивает меня, что там сейчас зрелищного. Я называю два или три модных спектакля. Отвечая на вопрос мадам Балвмаскез и Серунплаццо (откровенно говоря, без Алонсо это не смешно, надо вернуться назад и начать сначала. Для доказательства. Если это таким не кажется, то, значит, я не перечитывал, чтобы послушать, как у меня часто бывает, потому что доказательство для меня важнее всего!). Отвечая на вопрос мадам Нани-Нана-Как-Ее-Там, возобновляю я (ибо после таких длинных скобок вы, поносники, конечно, потеряли нить), я незаметно ищу под столом ее ногу (над столом было бы невежливо). Не думайте, что я принадлежу к типу поганцев, которые хватают дам за коленки. Обычно они сами делают это мне! Я ищу ее ногу только для того, чтобы убедиться, что ее там нет!

Кусочек объяснения для просветления ваших затуманенных мозгов?

Легче легкого.

Вы же меня знаете? Когда я в действии, у меня ушки на макушке. Работаю, как заводной. Вот мне и нужно убедиться кое в чем, что мне показалось.

Моя левая лапа отправляется в специальный поиск. У нее специальные инструкции и точное расписание. Она тщательно исследует периферию около стула Инес.

Она не находит ничего.

Она настаивает, переходя вброд за стул: черт возьми!

Получив сведения, я приказываю ей вернуться на базу. С невинным видом слегка отодвигаюсь от стола. Надо использовать благоприятный момент, цыплятки мои. Не пропустить. Он как раз наступает. Инес отвлечена разговором слева с прислужником, который спрашивает, насколько я могу понять, что последует за лососем.

Я, ш-ширк, роняю салфетку на пол, отделанный розовым мрамором.

— Пардон, — говорю я, резко ныряя.

Под столом происходит быстроватое наведение порядка в хозяйстве. Но с опозданием на долю секунды по сравнению с моим орлиным взором. У меня было время увидеть, дорогие дорогуши. Увидеть спектакль, ультракороткий, но не менее интересный. Зудите-сами! Пардон: судите сами! Импозантная, благородная, строгая Инес зажала своими ногами правую ногу аббата Шмурца. Что вы скажете? И очко в пользу Сан-А! Сделайте одолжение: запишите в колонку прихода, запишите! А то я забуду, когда предъявлю счет издателю. Сделали? Мерси матч!

Слушайте, я балдею от аббата! Потому что одно из двух: или мадам Алонсо Какеетам получит отлучение от папы, или отлучение от мужа, ибо она или знает, что аббат на самом деле аббатисса, а, значит, у нее феминистские инстинкты. Или она не знает и, значит, насекомится с дерковником, что для испанки совсем не по-католически. Короче (как говорят длинные), и в том, и в другом случае она не совсем та, какой я себе ее представлял, и фифа вешала мне лапшу на уши, когда устраивала сцену «не-тронь-меня-я-почти-девочка».

Вот что я могу вам немедленно сообщить.

И что сообщаю без промедления.

Есть о чем поговорить!

Собственно говоря, милая аббатисса, ваша игра для меня неожиданна. Вот, стало быть, замковый камень свода этого сооружения в стиле рококо! Ибо, в конце концов, Ева-то точно знает, что она ни мужчина, ни кюре.

— У вас затруднения, дорогой маркиз? — осведомляется Мартин Брахам.

— Только с салфеткой, — отвечаю я. — Она ускользнула.

Улыбаемся друг другу.

Разговор продолжается. Ужин тоже. Следующее блюдо-жиго тоже на уровне.

Заливное (особенно залившее лацканы фальшивого профессора Кассегрена).