Фредерик Дар - Потому что красивый

Нет, вы что думаете, будто я дам маху и выроню свою кость? Позволю вам пропустить ключевую сцену? Все запланировано. В такой-то главе: даю трюк! Такая-то страница: оргическая сцена! И т. д. Особенно для смакующих, жаждущих двойного порнорациона.

Так, ну что же я тут рассусоливаю о моем ремесле, деталях, гонорарах, пока вы застряли у двери в ванную?

Знаете, что я там нахожу?

Убитого Берю, ребята!

Ну вот, трудное сказано! Отдохните немного, пока ваши серые клеточки придут в себя.

Берюрье, Толстяк, Мастардик! Брюхо! Мой друг! Дорогой сотрудник! Человек-доблесть! Человек-ягненок! Он, который всегда идет и никогда не продвигается! Пожиратель! Месье Берта! Дитя нашей псарни! Старший инспектор Александр-Бенуа Берюрье валяется на кафеле в луже крови. Две круглых дырочки на рубашке в области сердца. Он бледен! Веки стыдливо опущены в знак покорности судьбе, неожиданной и нелюбимой. Позволяю себе долгий и тоскливый стон на манер бездомной собаки, воющей на опушке рощи. Горе — штука животная. И выражается по-животному. Оно кричаще и рыдающе. У него нет слов. Оно только рупор тела, когда душа со звоном улетела (как мог бы написать Виктор Гюго, член Французской Академии [5] Этого никогда не уточняют, ибо Академия славна только для тех, кто в нее вхож. ). Оно стонет, оно входит (не путайте понятия, это шокирует). Оно вырывается из легких, как воздух из лопнувшей камеры. Это истекание, извержение подземных вод, выброс!

— Берю! Александр-Бенуа! Толстенький! Старик!

Не знаю, как выразить отчаяние. Я понимаю, что он в ауте, кончился! Две пули в такое место — это как паровой каток для лягушки: безжалостно!

Угнетенный, но разозленный, я выскакиваю в коридор. Бросаюсь на Мартина Брахама, который рассматривает картину, изображающую генерала Франко, организующего оборону против вторжения Наполеона I.

— Вы убили его! Негодяй! Вы убили его!

Он освобождается, толчком такой силы, что я едва не падаю.

— Расскажите кому-нибудь другому, комиссар! Меня вы не купите на такой дешевый трюк!

Я тупо разглядываю его, ошалевший от искренности его тона. Что же, значит, это не он? Ей-богу, он обманывает… Самый коварный лис, когда-либо виденный за всю вашу краьеру…

Пытаюсь догадаться… Он застал у себя Толстого. Будучи более ловким, чем мой приятель, он его застрелил. Затем пришел ко мне, попросил меня выдворить его, что-бы я первым обнаружил тело. Он надеется, что я это спущу ему! А сейчас изображает удивление. С какой целью? Не думает же, что я поверю в его невиновность!

— Он мертв! — говорю я… — Мертв! И это вы его прикончили!

К моим глазам подступают слезы. Маэстро видит мою печаль и кажется весьма удивленным.

Злобно вытаскиваю приятеля бум-бум.

— Один жест и я пристрелю вас, как бешеную собаку, Мартин Брахам! — рявкаю я. — И плевать мне, что это не будет похоже на несчастный случай!

— Но, в конце концов, не убивал я его! — возбуждается он. — И вы это знаете. Оставьте ваши кривляния.

Пошли вразнос. Представьте фантастичность ситуации, дети мои. Мы оба, сомневающиеся друг в друге. В башке у меня путается. Думаю: «если он считает, что я ловчу, значит, действительно, не он анестезировал моего Толстяка».

Только не притворяется ли он, думая, что я ловчу? Прячу пукалку на место и возвращаюсь в его комнату. Бросаюсь к телефону. Здесь телефонистки никогда не спешат. Все они, как на подбор, маленькие, кругленькие, с усиками и с толстыми волосатыми ногами. Нетерпеливо луплю по рычагу. Хотите верьте, хотите нет (как говорил мой дорогой Берюрье), но у меня стучат зубы. Затем начинает все дрожать внутри. Копыта подламываются, ребята. Сан-А в ауте. Бросаю аппарат. Обрушиваюсь на телефонный столик. Задыхаюсь. Говорю сам себе, что Мартин Брахам может воспользоваться ситуацией. И меня пришить. У любимого комиссара не хватит реакции.

Пытаюсь преодолеть ошеломление. Дерьмо, я же мужчина, по мнению девушек, которых я сделал женщинами. Замечаю в дверях Маэстро с пистолетом в руке. Такой дробитель орешков, снабженный симпатичным глушителем. Извольте, пожалуйста! Отмерит ли он мне порцию? Нет: он проникает в ванную. Именно в этот момент я понимаю, что он не виновен в убийстве Берю. Потому что он решил проверить, не лгу ли я!

Но тогда кто же?

Что за ужасный кровавый бифштекс? Неужто явился еще кто-то с тем же заданием, что и у меня? Принял ли он Берю за Маэстро? Раздается глухой шум. Затем звук разбитого стакана. Выпрямляюсь. Что там еще случилось?