Дарья Донцова - Костюм Адама для Евы

– Шантажистка, – прошептала Аня. – Что бы сказала твоя мама, услышь она заявление Фроси?

– Я давно откликаюсь на Лампу, – отбила я мяч на половину противника, – девушки Фроси более нет, и я не горюю об этом. А моя мама всегда ненавидела врунов. Итак, вопрос: где ты познакомилась с Настей?

– На да… – начала было Спиридонова. Но я быстро приложила палец к губам:

– Тссс! Не произноси «на даче», не надо. Вторая попытка последняя, третьей не будет. Ладно, учитывая наше старое знакомство, помогу тебе. Лада и Илья Николаевич – не родные мать и отец Насти и Гриши. Брата с сестрой произвели на свет Виринея Марковна и Валерий Леонидович Гудковы. Да, да, я в курсе, что Настюша и Григорий единокровные и единоутробные дети упомянутой только что пары.

– Если ты все знаешь, зачем меня мучаешь? – прошептала Аня. – Давай разойдемся. Насти нет, Гриши тоже, никого их кончина не насторожила. Естественная смерть. Я хочу улететь в Америку, пока жива.

Спиридонова замолчала.

– Немедленно рассказывай! – приказала я. – Иначе прямо сейчас позвоню в офис Макса, и вы с мужем никогда не пройдетесь по Манхэттену. Ты тут патетически восклицала: «Что бы сказала Ольга Петровна?» Интересно, а как бы моя мама отнеслась к любимой ученице Ане Спиридоновой, узнай она, что та замешана в убийствах?

– Холодно… – лязгнула зубами бывшая ученица моей матери.

Я быстро включила подогрев сидений, перегнулась через спинку, достала из багажника плед, бросила его на плечи Ане и спросила:

– Теперь лучше?

– Сверху тепло, меня внутри трясет, – прошептала та, кого я долгое время считала подругой. – Ты же не отстанешь?

– Нет, – кивнула я.

– Ничего плохого я не делала, – всхлипнула собеседница.

Я обняла ее за плечи.

– Тем более надо рассказать правду. Нельзя всю жизнь трястись от страха.

Спиридонова вытащила из-под пледа руку, вытерла нос и вдруг улыбнулась.

– Это мое хобби – дрожать от ужаса. Бояться, что кто-нибудь узнает правду. Я с двенадцати лет не хожу, а ползаю. И ведь никто этого не видел, не замечал, не понимал. Даже твоя мать, хотя она реально лучше всех взрослых была.

Аня сбросила шерстяное одеяло.

– Фу, жарко стало… Помнишь, как я у вас в доме появилась?

– Нет, я не очень-то интересовалась мамиными учениками, – призналась я. – Их было много, они часто менялись, потому что мама не желала заниматься с, как она говорила, «пустыми бочками». Мне не запомнился момент, когда ты впервые в наш дом пришла. Но потом мама стала постоянно говорить об очень талантливой Ане, и я обратила на тебя внимание. Ты пела прекрасно, и мамуля, помню, предрекала тебе блестящую карьеру.

Аня опять застучала зубами и закуталась в одеяло.

– Я не хотела обучаться вокалу. Но папа приказал, и ослушаться его я не могла. К тому же в семье была бабушка, Арина Михайловна, мать отца. Она меня на уроки сопровождала до последнего дня.

– Да ну? – удивилась я. – Ни разу не видела эту даму.

– Она в садике сидела, у подъезда, – прошептала Аня.

– Даже в холодное время года? – поразилась я. – Маминых учеников часто приводили бабушки, но они оставляли ребенка, уходили по делам и возвращались к определенному времени. На улице никто не маячил.

Аня сцепила пальцы в замок.

– Трудно начать рассказ… Не понимаю, как… Я не хотела! Я ненавидела пение!

– Ничего особенного, – улыбнулась я, – меня саму крючило от гамм и экзерсисов. Но мама была уверена, что Моцарт стал великим из-за отца, который с пеленок принуждал мальчика сесть за инструмент. Вот она и решила воспользоваться чужим опытом. Но в моем случае эффект не был достигнут. Из меня вышла арфистка средней руки, у меня начисто отсутствует талант исполнителя. А у тебя был явный дар, ты пела, как соловей, прости затасканность сравнения. Может, твой отец был прав, принуждая тебя к походам к репетитору, и сейчас бы ты выступала в «Ла Скала»?

Аню передернуло.

– О нет! Знаешь, почему бабка топталась у входа в ваш дом? Она боялась, что я сбегу навсегда и тогда любимый сынок Мишенька, папенька мой, ей шею свернет. Папаша вовсе не планировал мою блестящую карьеру, он хотел, чтобы я ему одному пела. Понимаешь? Сольный концерт.

Я растерялась.

– Нет. Что значит одному?

Аня истерически рассмеялась:

– Лампа, тебе сколько лет? Очнись! Он желал слушать дочурку по вечерам в своей спальне. За плотно-плотно закрытой дверью. Дошло? Его возбуждал звук моего голоса, поэтому он меня и учиться отправил. Чем лучше я пела, тем больше у него вожделение росло. Эй, доперло?