Валерий Осинский. - Предатель.

Колесникову мало занимало то, кому это нужно. Вчера двести восемьдесят второй статьи не было. Сегодня она есть. Завтра, быть может, ее отменят, или точнее обозначат ее правовые границы. Аспинина, очевидно, привлекли по инерции.

Привыкнув размышлять категориями уголовного права, сейчас Колесникова споткнулась, говоря нормальным языком, о несуразицу. По существу, рукопись могла принадлежать кому угодно, кто бы вздумал объявить о своем авторстве, или не принадлежать никому, если бы от авторства отказались. Творчество, само по себе, – дело интимное. В тиши кабинетов или студий у творца, как правило, нет свидетелей. Это не поножовщина в синагоге или плакатные лозунги в колонне демонстрантов. Если бы не происшествие в храме, о рукописи и о существовании Аспинина никто бы не узнал. Колесниковой не передали даже черновиков, чтобы можно было достоверно установить авторство. Сослались на то, что автор работал на компьютере. А прочие бумаги, якобы не относящиеся к рукописи, осели у федералов. Дело не закрывали, но и не давали ему ход. Его свалили Колесниковой по рутинной надобности. Накануне ей позвонили и попросили не усердствовать с писателем. Но административный каток сразу не остановить.

В библиотеке она пробежала по диагонали несколько опубликованных работ Аспинина. И получалось, что вся, в общем-то, бесцветная творческая деятельность «прежнего» автора никакого отношения к рукописи не имеет, а «истинный» автор – человек случайный в литературе, и не претендует на роль оппозиционного диссидента.

– Где сейчас ваш брат? – спросила Колесникова.

– В Швеции, – соврал Валерьян.

– Мне придется встретиться с ним.

– Чем ему это грозит?

– Ваши заявления не меняют сути обвинения. Сначала выясним кто автор. Если ваш брат действительно причастен к этому делу, с него тоже придется взять подписку о невыезде.

– То есть он не сможет выехать из России, когда вернется?

– Да.

– А слово тоже подразумевает, что и с меня не снимаются обвинения?

– А вы думали, что из-за этих вот заявлений, – Колесникова взяла за края и легонько тряхнула листы бумаги, – вы просто поменяетесь местами?

– Мы об этом не думали. Точнее, я не думал. Простите, а как рукопись могла возбудить вражду, если она не опубликована? – осторожно спросил Валерьян. – У кого? У трех редакторов, которые ее читали? Потом, рукопись никто не распространял. Это же нормальная практика делать несколько копий работы.

– Но ведь эти копии читали посторонние. А если выяснится, что вы отдали рукопись на рецензию коллегам, чтобы они заступились за вас, – у нас уже был такой случай, – и они составят свое мнение, отличное от мнения экспертов, ваше положение усугубится. К тому же, из предварительных материалов дела следует, что, вероятно, существует окончание рукописи. Понадобится дополнительная экспертиза…

– Нет никакого окончания! Честное слово!

– Откуда вы знаете, если вы не автор?

В глазах женщины Валерьяну померещилось сочувствие: в конце концов, перед ней был не уголовник, а смирный и немного простодушный человек.

– А почему бы вам не отпустить нас? – вдруг попросил Валерьян.

– Как отпустить? – не поняла Колесникова.

– Просто, отпустить. Я сожгу отрывок, и больше не буду писать о религии.

– Так это все-таки писали вы?

Валерьян смутился. Колесникова снисходительно покривила рот.

– Я вас понимаю, – сказала она. – Человеческие законы несовершенны. Например, при Хрущеве валютчиков расстреливали. А сейчас обменники на каждом шагу. Я бы вас давно оставила в покое. Но законы пишем не мы.

– Вы читали повесть? Неужели там действительно все так страшно?

– Я не специалист, – замялась женщина. – Мне понравился ваш текст. Но без необходимости я бы не стала его перечитывать. Скучно. Что касается вашей просьбы. При всей доверительности нашей беседы, вы ведь не станете забирать ваши заявления? Хотя это прибавит нам работы.

– Нет, не стану. – Валерьян потупился.

– Тогда отложим разговор до встречи с вашим братом. Перейдем к хулиганству.

Колесникова записала показания Аспинина.

– Почему вы оказались рядом с подозреваемым?

– Случайно.

– М-м-угу. Вы его никогда прежде не видели?

– Н-нет. Думаю, что нет. Во всяком случае, не помню.

Валерьян отвел взгляд. Колесникова наверняка просматривала видеозапись, где Аспинин здоровался с мальчишкой.

– Что ему будет?

– Суд решит. Пока он скрывается.

– А если это ребячество. У вас ведь тоже есть дети. В этом возрасте они все бесятся.