Валерий Осинский. - Предатель.

Значит, произошло!

Тогда почему его не предупредили? Степунов вспомнил, что вернулся за полночь и отключил телефоны, чтобы выспаться…

До пары оставалось пятнадцать минут. Заведующий спустился в ректорат.

Степунов кивнул секретарю. Не сбавляя шага, толкнул двойные двери и оказался, словно в коробке, наполненной ватой: ничего не тревожило здесь гробовую тишину.

Ушкин склонился над бумагами, подперев голову, скрестил под столом ноги и словно не слышал вошедшего. «Случайно» заметив, поднял голову, улыбнулся и встал.

«Опять паясничает!» – презрительно подумал Степунов, поздоровался и нарочито добавил: – Вызывали?

Ушкин добродушно захихикал.

– Не вызвали, а пригласили.

– Александр Сергеевич, у меня лекция. Что случилось? Ваши опричники меня чуть не скрутили.

– Ничего страшного не случилось, Владимир Павлович. Садитесь. С утра вам пробовали дозвониться домой. Я позволил себе позвонить в деканат заочного отделения и попросил перенести вашу пару на два часа. Вы ведь сегодня больше не читаете?

– Нет. Да, но по какому праву…

– Присаживайтесь, присаживайтесь! Разговор не простой. Я даже отложил свои дела…

Ректор вышел из-за стола, потер руки и задумчиво сделал губы трубочкой: щеточка его усов задиристо топорщилась. Он был в бело-голубой рубашке в любимую мелкую полоску и в джинсах. Владимир Павлович неохотно сел. Сел не в кресло, а на стул у окна, и небрежно облокотился о спинку соседнего стула.

С ректором он всегда держался подчеркнуто вежливо, считал его выскочкой, человеком недалеким и непорядочным. Потомственный интеллигент, из семьи тверской профессуры, Степунов простить себе не мог, что проглядел этого скомороха и сам предложил кандидатуру Ушкина на высший институтский пост. А тот с присущей лишь талантливым бездарностям изощренностью, походя, превращал уважаемое учебное заведение в ПТУ своего имени, как язвили над Ушкиным студенты: выживал ученых европейской известности и талантливую молодежь и приглашал публику с сомнительными научными достижениями.

После выборов новоиспеченный ректор было фамильярно перешел на «ты» с соратником, но Степунов холодно указал на субординацию. И этот интеллигентский снобизм, – все преподаватели старшего поколения на кафедре обращались даже к первокурсникам на «вы», – стал отправной точкой открытой вражды и скрытой ненависти между ректором и заведующим. Степунов сам подбирал преподавателей в свой небольшой коллектив. Присматривался к людям наверняка, ценил их профессионализм и, невзирая на редкие кадровые промахи, не позволял вмешиваться в работу кафедры.

Ректор не мог волевым решением разогнать кафедру новейшей литературы. Собственно, Ушкину это было не интересно. Но этот уголок строптивцев, едва ли не открыто презиравших Ушкина за его академический дилетантизм и не воспринимавших всерьез его литературные достижения, – ни одной научной работы о ректоре даже в плане! – была давним объектом мечтаний Александра Сергеевича о расправе.

– Владимир Павлович, я хотел поговорить с вами вот о чем, – Ушкин прошел по кабинету, заложив руки подмышки. – У вас недавно состоялось внеочередное заседание кафедры.

Он по обыкновению помолчал, вынуждая собеседника ответить.

– Иногда возникает необходимость… – неохотно начал Степунов.

– Нет, нет, я ничего не имею против, – заторопился Ушкин. – Это ваше внутреннее дело. Только вот…вы бы не могли предоставить для ознакомления протокол этого заседания?

– Вам? Пожалуйста, – Степунов пожал плечами. – А что собственно происходит?

– Для начала хотелось бы взглянуть на документ. Надеюсь, ректор имеет право знать, чем занимаются его сотрудники?

– Мы чем-то опять не угодили господину ректору?

Ушкин хитро улыбнулся и присел за стол. В субботу ему звонил Шапошников и сообщил, что предположения ректора оказались верны, и в две редакции названных им газет пришли отзывы по делу Аспинина. Эти документы изъяты. С главными редакторами проведено предварительное собеседование…

Александр Сергеевич плохо слушал суконный язык телефонного рапорта. Он ликовал! Незамысловатая, но изящно обставленная задачка оборачивалась грандиозным успехом! В масштабах института.

Как мог спокойнее, Ушкин поблагодарил офицера и попросил разрешения разобраться сначала внутри коллектива. Намекнул, что в скандале вокруг усадьбы не заинтересованы политические силы, которым он сочувствует. Ушкин упивался своими дипломатичными оборотами и многозначительными недомолвками!