Елена Яковлева: Милое чудовище

— Не бросит же она детей! — вступилась за Тамару заметно сникшая Викуля. Сейчас, по прошествии времени, их затея с «психической атакой» казалась ей совершенно дурацкой.

Мура проигнорировала ее замечание, ибо была поглощена изучением афиши, извещавшей о показе моделей Дома моды Сержа Доманта.

— Он что, француз? — наморщила она свой гладенький лобик.

— Я с ним не знакома, — раздраженно отозвалась Викуля, чувствовавшая себя Наполеоном перед Ватерлоо.

Однако на Муру ее настроение не подействовало. Жестом опытного фокусника она извлекла из сумочки черные очки а-ля Джеймс Бонд, водрузила их на переносицу и решительно направилась к входу в монументальный Дом культуры строителей. Вика, тяжко вздохнув, засеменила вслед, проклиная себя последними словами за то, что вмешала в свои семейные проблемы Муру, этот перпетуум мобиле в юбке.

В фойе Дома культуры народу было немного, в основном женщины в возрасте элегантности и респектабельности: они неторопливо фланировали туда-сюда, миролюбиво сплетничая, из-за чего в воздухе висел привычный вокзальный гул. Мура повела носом направо-налево и резко взяла курс на зрительный зал, бросив Вике на ходу через плечо:

— Проведем рекогносцировку на местности. Вика уныло поплелась вслед за неугомонной подружкой.

В зале сидело от силы полтора десятка женщин, ибо до начала показа оставалось еще не меньше четверти часа.

— Нам нужно сесть в первом ряду, — решительно заявила Мура, — там у нас будет больше возможностей.

— Каких возможностей? — испуганно переспросила Вика, готовая сбежать с поля боя еще перед началом битвы.

— Самых разнообразных, — загадочно изрекла Мура, и от этих ее слов Вике стало нехорошо.

Самое ужасное. Мура на этом не остановилась и, посидев в первом ряду минуту-другую, вскочила и молниеносно взбежала на сцену по ступенькам, в мгновение ока скрывшись за кулисами. «Что она задумала?» — промелькнуло в горячечном Викином мозгу. Вика тоже сорвалась с места и двинулась за Мурой.

За кулисами было темно и так пахло пылью, что Вика первым делом чихнула. Вторым — громким шепотом позвала Муру, но та не отозвалась, хотя, судя по всему, находилась где-то совсем рядом. По крайней мере, слева мелькнула какая-то неясная тень и послышался тихий шорох. Почему это здесь темно, с некоторым удивлением подумала Вика и снова вполголоса позвала подругу. И снова не получила ответа. Вика начала злиться, причем в большей степени на себя, чем на Муру. И зачем она только согласилась на эту авантюру? Это их психологическое давление — чушь самая настоящая! Ну что они могут сделать Киркиной манекенщице, наблюдая, как она дефилирует по сцене? Загипнотизируют ее, что ли?

В этот момент что-то громко гаркнуло чуть ли не в ухо Вике и тут же замолкло. Сначала она испугалась до сердечных колик, а потом сообразила, что это был всего лишь магнитофон. Видно, таким образом проверялась готовность к началу показа. Затем где-то позади колыхнулся занавес и встревоженный голос произнес:

— Ну и темень! Кто выключил свет? Вика поняла, что Муру ей не найти, и решила ретироваться подобру-поздорову, пока ее здесь не застукали. Вряд ли организаторам модного шоу понравится, что перед показом за кулисами шляются посторонние. Тихо попятившись назад, она неожиданно споткнулась и с грохотом растянулась на дощатом полу. Поднялась, чертыхнувшись, и стала на ощупь искать отлетевшую в сторону сумку. Сначала под руку ей попало что-то мягкое и теплое, потом — мокрое и липкое.

— Черт побери, что у них тут на сцене? — пробормотала она, продолжая исследовать пространство вокруг себя.

И тут ее пальцы наткнулись на нечто такое… Вика резко отдернула руку и так заорала, что у нее заложило уши от собственного крика.

На счету у следователя Рогова было немало опасных преступников, среди которых значилась даже парочка маньяков, чрезмерно увлекающихся «расчлененкой», но ни к одному из них он не испытывал такой первобытной ненависти, как к Алене Вереск, сочинительнице толстых женских романов в глянцевых обложках. Идя по утрам на службу, а по вечерам — в обратном направлении, он с ужасом созерцал книжные лотки в переходах метро, заваленные ее продукцией, и гневно сжимал кулаки. Будь на то его воля, собрал бы он всю эту макулатуру и сжег на Красной площади при большом стечении народа, а заодно и саму сочинительницу. Чтобы другим неповадно было!

И дело было вовсе не в том, что ее малохудожественная писанина оскорбляла в Рогове ценителя изящной словесности — ни одну из ее книжек он не только не читал, но даже и в руки не брал из брезгливости, — а в том, что эта самая Алена Вереск разрушила его жизнь, начавшуюся вполне счастливо. Попробуй кому расскажи, что их с Иркой семейная лодка разбилась даже не о быт, а всего лишь о стопку добротно изданных книжек. Кстати, первый десяток романов Рогову еще удалось как-то пережить, кризис наступил на втором, когда жена притащила домой свежеизданное чтиво под названием (и помнить его до конца своих дней!, ) «Поцелуй на прощание». В общем, этот самый «Поцелуй» оказался последним гвоздем в крышку гроба, в котором отныне бесславно покоились роговские мечты о тихом семейном счастье.