Обнаружив в профессорской квартире мозолиста, воры были озадачены. Однако Махлюдов, видимо, сообразил, что Сидор им не помеха: надо его только как следует припугнуть. Это тем более удалось, что Ширинкин, хотя и невольно, но все же оказался наводчиком. Уходили они из квартиры по отдельности.
— Но каким же образом и Ширинкин, и Махлюдов оказались в одной больничной палате? — спросил Салихов.
— А! Здесь следует вернуться к началу истории, к плевку, который Лева Бакст обнаружил в квартире Гурмаева. Точен был лабораторный анализ. Подтвердилось и смелое предположение Бакста о том, что пирожок изготовлен в столовой № 27. Рассказ Сидора Ширинкина не оставляет в этом никакого сомнения…
Направляясь на квартиру Гурмаева и проходя Неглинку, Сидор услышал призывные крики: «Пирожки! Горячие! Свежие! С мясом!» Ширинкин соблазнился и купил два. Но есть их почему-то не стал. Видимо, волновался. О пирожках он вспомнил, лишь когда обнаружилось, что рукопись «Дубровского» — фальшивка. Вкус ему показался подозрительным, и второго пирожка Сидор есть не стал.
В это время на квартиру и заявился Махлюдов с дружком. От обоих, по свидетельству Ширинкина, уже попахивало портвейном «Кавказ». Увидев пирожок, они разломили его пополам и съели. Об остальном вы, наверное, догадываетесь. У всех троих начались рези в животе и рвота. Все трое попали в одну и ту же районную больницу. Но двое негодяев после промывки желудка сразу же сбежали, опасаясь за судьбу оставленного без присмотра фургона. Сидор же стал оправляться только через несколько дней: как вы помните, он съел целый пирожок… Вот вкратце вся история ограбления квартиры Гурмаева. Нам, правда, неизвестно, кто из троих наплевал возле раковины у Гурмаева. Но это покажет следствие…
Полковник замолчал и посмотрел на часы.
— Через три минуты выезжаем. Салихов остается для связи у телефонов… А все-таки жаль, что с нами нет сегодня Левы Бакста. Он, кажется, мечтал сам взять преступника.
Через три минуты машина с оперативной группой уже неслась в сторону Неглинки…
Читатель, конечно же, работает где-нибудь на заводе, в конторе или главке, а если не там и не здесь, то все-таки, чтя закон, отдает себя на восемь часов в аренду какому-нибудь важному и полезному делу. Если же он не делает этого, а ходит в пенсионерах, свободных художниках, студентах или, простите, числится, где положено, тунеядцем, то все равно — как не выйти в начале седьмого на запруженную трудовым людом улицу, как не смешаться с толпой, пахнущей где машинным маслом, где «Шипром», где опилками, а в иных районах не пахнущей ничем; как не втиснуться в магазин, где после дневной дремоты врасхват идет «полтавская» и «ливерная», «российский») сыр, селедка, пиво, если оно есть, жареная хамса и любимые москвичами всех поколений «микояновские» котлеты; как не увлечься этим знакомым разговором о том, что нынче славно уродился хлеб, а вот яблоки не очень; как не осудить районную власть за то, что уже третий раз за год перекопали улицу, или за то, что в продмаге, кажется, опять не принимают посуду; как, наконец, не купить подоспевший номер «Вечерки» и не узнать, что в Бескудникове скоро откроют магазин «Океан», а во Франции опять забастовка…
Или вам это скучно? Вас тянет в мир прекрасного, где нет ни очередей, ни пыли, где все едят устриц, а в автобусе уступают место красивым женщинам. Ах, как грустно, должно быть, в этом дивном мире. Беда только, что туда «в рабочей одежде вход воспрещен». Так черт с ними, с устрицами! Тут, говорят, портвейн подорожает, вот что плохо. Но мы ведь можем и не поверить! Мало ли что о нас говорят за границей! И сколько уже говорят! А мы все ходим по знакомой с детства улице и видим, как растут молодые дома и как сами мы стареем; видим, как вытянулись посаженные лет десять назад тополя, а пацаны, катавшиеся вчера на самодельных самокатах, идут уже в рабочей толпе вот так же, как теперь и знакомый нам Лева Бакст — деловито, спокойно, засунув руки в карманы…
Впрочем, спокойствие Бакста было лишь внешним. На самом деле Лева был близок к отчаянию. Рушились все его жизненные планы, по крайней мере, на ближайшие месяцы. Как он теперь взглянет в глаза Герочке Андалузовой? Героя из него не получилось. Успеха в схватке со злом добился не он, Лева Бакст, а коллективный разум во главе с полковником Багировым…
Лева долго бродил по Москве, сворачивая то влево, то вправо. Так он очутился на площади трех вокзалов. Неведомая сила повлекла его к причудливому строению с башенками и золоченым флюгером на остроконечном шпиле.
Читать дальше