— Газетку, газетку сунь ему под дверь, — подсказывал с кухни сожитель — Пусть порадуется. Как пишет, шельмец! Ученых-то, ученых как под зябру поддел. Мол, за вами слово, товарищи ученые. Эх! — с тоской крякнул он. Надо было и мне в ФЗУ идти…
Люсин-Рюмин слышал все: и как соседи шуршали на кухне газетой, и как хряснула о дно помойного ведра выброшенная угревая голова, и как Яша, собираясь уходить, напевал свое любимое «На границе тучи ходят хмуро», и как потом захлопнулась дверь за Зинаидой.
Одиночество навалилось на Петра с невиданной силой. Он съежился и натянул на плечи одеяло. «Может, мне это приснилось?» — пронеслось в голове. Но нет. Кусок угря лежал рядом на простыне и распускал желтое, дерзко пахнущее пятно. Петр схватил его и с ненавистью швырнул в форточку. В это же время в коридоре зазвонил телефон. «Началось», — подумал Петр…
— Товарищ Люсин-Рюмин, это вы?
Звонила редакционная секретарша.
— Почему вы на работе, Элли Карповна? Сегодня же воскресенье.
— Ах, не спрашивайте, Люся, не знаю. Срочно вызвали. А у меня парикмахерская в 10 часов. Немедленно приезжайте. Вас спрашивают по всем телефонам.
— Кто спрашивает? — поинтересовался Люсин-Рюмин.
— Все больше из Академии наук: ученые, члены-корреспонденты. Ах! Совсем забыла… — Элли Карповна снизила голос до шепота. — Из милиции тоже звонили, спрашивали ваш адрес. Что вы там натворили, Люся? «Главный» весь белый приехал…
И добрая Элли Карповна положила трубку. Тут же телефон задребезжал снова.
— Поздравляю, Люсин, он же Рюмин! От всего международного отдела поздравляю! — радостно кричал обозреватель Суйфулин. — На всю Европу прогремел! Только что звонили из Зоологического общества Франции: просили прислать полфунта копченой молоки для оплодотворения икры. Завидую тебе! За границу поедешь! В Пен-клуб принимать будут. Приезжай, голубчик, скорее, тебя здесь все ждут. Все ходят радостные, все смеются, как дети…
Телефон звонил беспрестанно, но Петр к нему уже не подходил. Когда от непрерывных трелей у него стала разламываться голова, он выскочил в коридор и в ярости вырвал из стены шнур. Стало так тихо, что было слышно, как в трубах играет вода. «Уйду в водолазы и подорву здоровье кессонной болезнью», — подумал он. От этой мысли стало легче, и Петр принялся обдумывать, что предпринять. Немедленно уехать из Москвы? Под Клином живет тетка. Под Клином воздух, грибы. Но в ногах была страшная слабость. Трудно было подняться. Тряс озноб. И вдруг он с роковой очевидностью понял, что ни Клина, ни тети ему не видать. «Из милиции звонили», — вспомнились слова Элли Карповны.
— Боже мой, как хорошо, что нет соседей. Затаиться, притихнуть. Меня нет, нет. Я исчез…
Люсин-Рюмин бросился к столу, выхватил лист бумаги, написал: «Женечка, я в командировке в братской республике. Позвоню сам».
Женечка была его мечтой и уже почти невестой. Для счастья не хватало только кооперативной квартиры. Женечка! Белое, доброе, тихое создание… Люсин-Рюмин прикрепил бумажку к двери снаружи и затворился на все запоры…
Ломиться в дверь начали минут через сорок. Петр стоял у дверей, пытаясь по голосам распознать, кто стучится, но у него так дрожали ноги, что пришлось принести с кухни табурет. Петр уселся на него, поджал под себя ноги и накрылся одеялом. На оскорбления, доносившиеся из-за двери, он не отвечал.
— Товарищ Люсин-Рюмин, выходите, с вами ничего не будет, — умоляла взволнованная Элли Карповна.
— Не валяй дурака, Петр. Я знаю, что ты дома, — барабанил в дверь Гуськов.
Слышно было, как обозреватель Суйфулин ведет агитацию за взлом двери. Элли Карповна громко жалела Петра и называла его «сиротой-выдвиженцем».
— Ему нужно подать руку помощи, — увещевала она кого-то.
— Надо взломать дверь и выдать его ихтиологам.
— Это будет суд Линча. Мы не в Алабаме, товарищи, — защищала Петра Элли Карповна.
— Интересно, кто привел в редакцию этого рыболова? — поинтересовался заведующий международным отделом.
— Это не имеет значения, — послышался голос Гуськова. — Редакция — это одна большая семья.
— А в семье, как известно, не без урода, — съязвил Суйфулин.
Все замолчали. Всем стало как-то неловко. И вот в этой тишине раздался голос Люсина-Рюмина. «Урода» Петр вынести не мог.
— Суйфулин, — спросил он, поднося губы к замочной скважине, — расскажите коллективу, почему вы не любите цирк.
О, это был тонко рассчитанный удар и его оценили по достоинству. Несколько человек хихикнули. Все знали, что несколько месяцев назад от Суйфулина, славившегося феноменальной скупостью, ушла жена. Ушла с цирковым артистом, дрессировщиком бразильских питонов. Суйфулин затаил злобу на женщин и питонов. В редакции его не любили.
Читать дальше