Тьерни Макклеллан - Из уст в уста

Мои слезы вовсе не признак депрессивного состояния. Напротив, дела идут лучше некуда. Я стала всеобщей любимицей. Джарвис Андорфер расточает мне хвалы, что с ним редко бывает. К нему присоединяются супруги Каррико. Вот уж от кого я не ожидала избытка добрых слов.

Босс и клиенты восторгаются мной по одной и той же причине: через неделю после ареста Эми я продала дом на Озерном проезде.

И кому бы вы думали? Паттерсонам.

Когда я вторично показывала владения Каррико пожилым гномам, миссис Паттерсон разоткровенничалась с Дениз: "Я всегда мечтала жить в доме с привидениями". Оккультизм, как выяснилось, был давним увлечением гномов.

Узнав об этом, хозяева решили повысить первоначальную цену. Паттерсоны в конце концов выплатили всю сумму. До единого цента. И теперь Каррико, гномы и даже мой босс счастливы.

По словам миссис Паттерсон, Эдвард Бартлет тоже счастлив. Вскоре после переезда в новый дом миссис Паттерсон позвонила и сообщила, что несколько раз видела покойного. Он стоял посреди гостиной. И улыбался.

Допустим. Хотелось бы верить, что этот скользкий тип и вправду счастлив, — хотя бы потому, что оставил солидную страховку Глории Турман.

Толстуха сменила обшарпанное жилье в Садовых Аллеях на "Ивовый Гребень". Теперь они с Сиси Смак соседки. Думаю, им хорошо вместе. А Бартлет шлет улыбки из загробного мира, радуясь за свою подругу. Однако в привидения я не верю. Но не настолько, чтобы не заняться домом в Истридже, — тем, что уже два года продать не могут. А что, если разрекламировать его как место, "где, возможно, обитают привидения"?

Утверждать наверняка я не осмелюсь. Но чего не бывает на белом свете!

Впрочем, глядя на нас с Матиасом, можно поверить во что угодно.

Сразу после ареста Эми он признался, что следил за мной, потому и объявился в тот вечер в квартире Портера. Его признание меня не удивило. Матиас следовал за моей машиной с того момента, как я покинула агентство, чтобы показать Паттерсонам дом Каррико. Затем двинулся за мной к Портеру. С автостоянки Матиас даже видел нас с Эми.

Девушка стояла к нему спиной, поэтому он не разглядел пистолета в ее руке. Забеспокоился только тогда, когда мы надолго исчезли в квартире Портера, и решил поинтересоваться, что происходит.

— Скайлер, я следил за тобой, потому что мне не понравилось, как мы расстались. Искал случая объясниться, — уверяет Матиас.

Ну-ну.

— И конечно, я волновался за тебя, — повторяет он снова и снова.

Что ж, прекрасно.

Не то чтобы я ему не верю. Матиас — честный малый. Он и впрямь волновался, и помириться ему хотелось. И все-таки меня не оставляет подозрение: не было ли у него еще одной цели, о которой он предпочитает умалчивать? Не жаждал ли он убедиться раз и навсегда в том, что не такая уж я преступница, каковой меня все считали? Поразмыслив хорошенько, я решила, что это не так уж плохо. Даже если Матиас усомнился во мне и, возможно, предположил, что я способна на убийство, он по-прежнему думает, что любит меня. Что, если разобраться, ужасно лестно для моего самолюбия.

Теперь меня обожают не только вопреки тому, что я не умею готовить, но и невзирая на мою предполагаемую причастность к мокрому делу. В жизни не чувствовала себя столь неотразимой женщиной.

А когда Матиас вбежал в квартиру Портера, до меня кое-что дошло. Я поняла, как он мне дорог. И какой пустой станет моя жизнь без него. Как если бы из дома вынесли всю мебель. Выходит, я ошибалась и любовь имеет отношение к старому хламу.

Вчера вечером, когда после ужина, приготовленного Матиасом, мы сидели на веранде и смотрели на звезды, я набралась храбрости и выпалила:

— Я люблю тебя.

Коли уж он рискнул при моих-то обстоятельствах, то мне сам бог велел. Если бы я предвидела его реакцию, то не стала бы столь долго уклоняться от признаний. Поразительно, какое впечатление производят три простеньких слова.

Матиас расцвел на глазах.

И я повторила. Для пущего эффекта.

Обращение, введенное феминистками; в отличие от мисс (незамужняя) и миссис (замужняя) не указывает на семейное положение женщины.