Георгий Садовников - Триллер и киллер

— Разве? — поразился Телков, озирая свою аскетическую холостяцкую квартиру. Скудная мебель и подоконник были покрыты девственным слоем пыли. Ни единого на всём отпечатка пальцев рачительной хозяйки. — Люсь, извини! Мы зашиваемся на все корки. В голове сплошной винегрет. Представляешь? Преступность за последнее время выросла на два и семь десятых процента!

— В газетах писали на восемь, — возразила девушка. — А мы с тобой, Телков, в сущности только дважды сходили в кино. И оба фильма были сплошные детективы.

— Вот именно, детективы! — радостно подхватил Телков. — Люсь, ты что? Не поняла? Значит, это и было моё предложение. Я бы кого попало на сеанс не позвал. Сечёшь? Я как бы тебе сказал тем самым: «Люсь, ты для меня что надо!»

— Но поди догадайся, — растерялась Люся.

— А следовало догадаться и по-дружески подсказать: мол, тогда пора в загс. Ну что? Теперь подскажешь?

— На той неделе, — подумав, уступила Люся. — На этой у меня финансовый отчёт.

— Я потерплю, — пообещал Телков. — Распишемся, а через месяц-другой ты потребуешь развода. Ну, как у всех наших!

— Сначала распишемся, а там посмотрим, — строго ответила Люся.

«А что она, собственно говоря, хочет увидеть?» — недоуменно подумал Телков, положив трубку на место. Но тут его взгляд наткнулся на входную дверь, и оперу стало не по себе. Он поступил крайне легкомысленно, бросив её приоткрытой. И загляни сейчас кто-нибудь в квартиру, он или она непременно бы наткнулись на его остывающий труп. Так бывает всегда, когда ты, увидев приоткрытую соседскую дверь, суёшь в неё свой нос. Потом бежишь к телефону и звонишь: мол, милиция, убит наш сосед! Но на сей раз ему повезло. Все соседи в эту минуту сидели у телевизоров, и он остался жив. «Наверное, смотрят какой-нибудь многосерийный детектив», — не без зависти предположил Телков, укладываясь в постель на всякий случай прямо в одежде.

«Видать, этот хмырь слетел с катушек. Или слышать не слыхивал о наших воровских нравах. Кто ж так назначает свиданки?» — неприязненно подумал Моржовый. Подобные встречи во все века назначались в притонах, среди подозрительных лиц и пьяных драк, которые непринуждённо переходили в поножовщину или пальбу из автоматов. Так повелось с тех пор, как было совершено первое в истории уголовное преступление. Но заказчик выбрал Третьяковскую галерею. Тут порядочному убийце и плюнуть-то не на что — везде, куда ни ступи, под ногами натёртый до блеска паркет. И картину, дубина, приглядел с мокрым делом, где царь Иван только что замочил своего сынка. Теперь хоть подгоняй в зал «воронок» и заметай всех, кто ошивается возле картины.

Зато этот козёл небось заклинился па шпионских книжках. Здесь к нему, классному киллеру, подвалят и спросят, точно образованного лоха: «Не будете ли столь любезны? Как пройти к Моне Лизе?» А он должен ответить, ровно американский или ещё какой агент: «Пройдёте в конец Европы и, свернув налево, увидите город Париж. Там спросите Лувр. В нём и найдёте эту Мону». После чего ему скажут ещё: «Вы даже не представляете, как мне помогли. И потому примите в знак благодарности каталог галереи, который вы забыли, навестив туалет». И всучат затем книжонку. В неё-то и будут вложены имя клиента, его адресок и деньги. Когда ему передали всю эту бредовую муть, он поначалу было решил послать курьера и самого свихнувшегося заказчика в известное место, да разум перевесила сумма, которую ему посулили за исполненный заказ. С такими монетами он сможет залечь на дно, да не в грязный родимый ил, а на жёлтый песочек где-нибудь в Майами. Подальше от полковника Степанова и его своры ментов. Но прежде он накажет заказчика. Тот имел глупость разнюхать, где он сейчас, Моржовый, в каком ходит обличье. Небось успел выудить у хирурга. Но тот ныне умолк навсегда. Скоро заткнётся и этот. Заказчик сам подписал себе приговор в тот момент, когда отправил заказ.

Моржовый взглянул на свой «Ролекс». Тринадцать ноль-ноль. Тютелька в тютельку. Но заказчик опаздывал, хотя передал, мол, предстанет с боем часов, как граф Монте-Кристо. Сам же Моржовый явился загодя, хотел проверить, нет ли какого подвоха. Бережёного бережёт осторожность. И потому он теперь восседал на красной плюшевой скамье, установленной напротив картины, словно распоследний пень. Строил из себя любителя всякой мазни, буравил картину будто бы умным взглядом. А там и смотреть-то было не на что. Убийца был любителем-тюхой, пусть и знаменитый злодей. Не мог прикончить одним ударом? Добей контрольным!