Наталья Александрова - Миллион черных роз

— Понятия не имею! — Лола пожала плечами. — Но догадываюсь. Она вечно шныряла по углам, все вынюхивала, шпионила…

— Дорогая! — укоризненно заговорил Главный. — Все же она умерла, а о мертвых — или хорошо, или ничего…

— Нет смысла скрывать, что она меня ненавидела, — вздохнула Лола, — все равно он узнает, — кивнула она на капитана.

«Я и так знаю», — подумал Сойка, вспомнив допрос Штукиной после убийства Валерии Кликунец.

Тут его позвал эксперт, и капитан удалился.

— Простите, Олег Игоревич, — сказала Лола, глядя в сторону, — кажется с моим приходом в театре начались неприятности.

— Да уж, — вздохнул Главный, — неприятности — это мягко сказано.

Пока капитан беседовал с Лолой, эксперт наскоро обследовал труп, нашел небольшую ранку на пальце и осторожно разглядывал рассыпанные белые розы.

— Похоже, что дело нечисто, — кивнул Шурик.

Розы упаковали в пакет и увезли в криминалистическую лабораторию, труп Штукиной отправили в морг. Никто в театре не видел, каким образом букет появился в уборной Лолы, кто его принес и кто поставил в воду. Сама Лола тоже не дала ответа — когда она последний раз была в гримерной, роз там еще не было. Розы были так хороши, что она обязательно взяла бы букет домой, и укололась бы шипом, когда вынимала розы из воды. Эксперт подозревал, что именно розы послужили причиной смерти Штукиной, но до вскрытия не был ни в чем уверен. Лола же в этом не сомневалась — она видела карточку у мертвого тела. Полиция же карточки не нашла — видно, не очень тщательно проводила обыск в гримерной либо карточка завалилась за половицу.

Лола позвонила Маркизу и услышала на том конце звериный рык.

— Лолка, ты все-таки ушла из дома? Я же запретил! Ты что, хочешь умереть, самоубийца несчастная?

— Уже, — процедила Лола.

— Что — уже?

— Уже чуть не умерла. Подъезжай через полчаса к театру, я не в состоянии сама доехать до дома. Ты не волнуйся — пока меня полиция охраняет…

— Дожили! — горько вздохнул Маркиз.

Консьержка Вера Анатольевна в принципе была своей нынешней работой вполне довольна. Единственно, что ее утомляло, это работа сменами. За сорок без малого лет службы на своем оборонном предприятии она привыкла рано вставать, чтобы успеть на работу к восьми, и соответственно рано ложиться. Такой режим настолько влился ей в кровь, что у Веры Анатольевны выработались условные рефлексы, как у знаменитой собаки Павлова. Ела она, будучи на пенсии, исключительно по часам, как привыкла. Ровно в полпервого перед ее мысленным взором как на экране вставали строчки меню их заводской столовой (на первое — борщ украинский, на второе — шницель рубленый, на третье — компот из сухофруктов), и у нее начиналось обильное выделение слюны. Нынешняя ее смена заканчивалась в час ночи, когда в основном все жильцы дома возвращались домой, и гости их уходили. Ночью никто в подъезде не дежурил, подразумевалось, что подгулявшие жильцы и сами могут открыть дверь, а чужие ночью не ходят.

Есть Вере Анатольевне ночью не хотелось, но жутко хотелось спать. Поэтому после двенадцати она сидела в своей будочке, подперев рукой щеку, и с нетерпением смотрела на часы.

Хлопнула дверь шестнадцатой квартиры, Вера Анатольевна узнала характерный скрип, раздались быстрые шаги — кто-то так торопился, что не стал дожидаться лифта. Консьержка встрепенулась, посчитав, что уходит тот самый, похожий на кавказца смуглый подозрительный тип, который пришел часа два назад. Каково же было ее удивление, когда она увидела хорошо, но неброско одетого мужчину с густыми пшеничными усами и в солидных позолоченных очках. Чем-то он неуловимо напомнил наблюдательной консьержке симпатичного хозяина шестнадцатой квартиры.

«Брат, что ли, старший? — подумала она. — Или еще какой родственник?»

У Маркиза не было времени, чтобы загримироваться как следует, к тому же без помощи Лолы это было трудновато, так что он просто прилепил усы и нацепил очки с простыми стеклами.

Не вступая в разговоры с внимательной консьержкой, он торопливо прошмыгнул в дверь подъезда и поскорее захлопнул ее за собой. После того, как взорвалась на Крестовском острове его машина, Ухо подобрал Маркизу очень приличный почти новый опелек синего неброского цвета.

Леня мчался по темным, заметенным снегом улицам и злился на Лолу. Идиотка, ведь он велел ей сидеть дома и носа не высовывать на улицу! И никому не открывать дверь! И не принимать никаких посылок и телеграмм! И не впускать сантехников и проверяющих электрические счетчики!