Наталья Александрова - Охотник за головами

Так надо же — и здесь сорвалось! Светлана, артистка второго состава, заменявшая злодейку Чижову, выкинула номер — умчалась сломя голову в какую-то дыру, на Урал или в Сибирь, к жениху…

Все, ну просто все против бедной Лизы!

А Главный хорош — кинулся звонить Чижовой, уговаривать ее, унижаться перед этой стервой… Ну и она, конечно, изволила согласиться, появилась в театре! Никто даже не видел, как она вошла, проскользнула незаметно мимо вахтерши — небось мучает совесть, не иначе как она убила Валерию…

И самое гадкое, что спектакль прошел «на ура», публика до сих пор аплодирует, не отпускает мерзавку… Ну, вкусы публики известны — им только подавай смазливую мордашку да стройные ножки… Тьфу, пошлость! Но даже этот хваленый критик притащился в антракте за кулисы, говорил Чижовой комплименты, ручки целовал, козел! Нет, все делается только за деньги или через постель, это ясно, как Божий день! А настоящая актерская игра никому не нужна, и никто ее не оценит, никто не замечает, сколько страсти и подлинного таланта рядовой скромный труженик театра вкладывает в роль, допустим, Тома Сойера…

Погруженная в свои безрадостные мысли, Лиза Штукина брела по пыльному полутемному коридору в глубине театра.

Ноги сами привели ее к гримуборной Ольги Чижовой.

Лиза дернула дверь — она, оказалась не заперта.

Оглядевшись по сторонам, травести прошмыгнула в комнату.

Она сама не знала, зачем вошла сюда — то ли надеялась проникнуть в какие-нибудь темные тайны предмета своей ненависти, то ли просто хотела лишний раз взглянуть на ее комнату, на ее вещи, как преступник, говорят, снова и снова возвращается на место преступления…

И Лиза, конечно, увидела то, чего ожидала — на гримерном столике Ольги Чижовой, в простом керамическом кувшине, стоял огромный букет свежих роз!

Пятнадцать белоснежных роз, полураскрытых, благоухающих, покрытых каплями росы…

Конечно, это была не роса, а всего лишь обычная водопроводная вода, но розы от этого не казались менее прекрасными!

Какой-то идиот-поклонник принес мерзавке этот проклятый веник!

Самой Лизе только один раз подарили после спектакля букет цветов — и куда более скромный, потому что тот букет Лиза купила на свои собственные деньги и попросила поднести его Марину Столетову, свою одноклассницу, которой она подарила контрамарку… Лиза хотела, чтобы коллеги наконец увидели — ее тоже ценят зрители, ей тоже дарят цветы, она тоже настоящая актриса…

Но тот букет не шел ни в какое сравнение с этими отвратительными розами!

Лиза схватила мерзкий букет, выдернула его из кувшина, расплескав воду, и шагнула к двери — она хотела унести цветы и выбросить их, вышвырнуть куда угодно, только бы они не достались мерзавке Чижовой…

Схватив розы, Лиза укололась одним из шипов, и резкая боль на мгновение отрезвила ее. Она огляделась вокруг, почувствовав одновременно с уколом шипа укол стыда — что она делает в чужой комнате, зачем она взяла чужие цветы, что будет, если ее кто-нибудь застанет здесь…

И в то же мгновение ужасная судорога пронзила все ее тело. В глазах Лизы потемнело, комната поплыла перед ней, она пыталась вдохнуть — и не могла, горло словно сдавила чья-то железная рука…

«Это все она, — подумала напоследок травести, — это все Чижова… Она что-то сделала со мной… Розы! Она отравила розы, чтобы убить меня!»

Это была последняя ее мысль.

Лиза Штукина покачнулась и упала на пол гримуборной, все еще сжимая в руке черенки великолепных белоснежных роз.

И из этого букета выпала визитная карточка.

Маленький прямоугольник глянцевого картона с выгравированным на нем единственным словом — «Магистр». Единственным словом и рисунком, словно сделанным тонким пером — шпага и роза.

Спектакль прошел блестяще.

Лола трижды выходила на поклоны.

Критик Пеликанский томно закатывал глаза и кудахтал от восторга. Публика аплодировала стоя и не хотела отпускать. Букеты помогал нести комик Задунайский, самой было уже не справиться. Особенно тронул скромный маленький букетик от стройной старушки с ясными светящимися радостью глазами, завзятой театралки, помнящей Раневскую и Тарасову.

Главный подошел тихо, поцеловал Лоле руку и промолвил прерывающимся от хорошо отрепетированного волнения голосом:

— Нет слов!

«Ради таких мгновений живешь! — думала Лола. — Ну как же я могу отказаться от театра? Это просто невозможно!»

В гримуборную шла триумфально, с почетным караулом — слева Главный, справа Пеликанский, сзади Задунайский с цветами.