Картер Браун: Доброе утро, Мэвис!

И тут я увидела его.

Комната рядом была спальней Рауля де Шена. Я шла в спальню и едва не наступила на его руку.

Тело было распростерто на ковре. Глаза широко распахнуты, руки раскинуты. Рауль лежал, глядя на меня, а его лоб был отмечен черной дырой — воронкой, втянувшей в себя всю мою храбрость.

Я не могла оторвать взгляда от этой дыры.

— Рауль...

Я тихо позвала красавчика, но щеточка его усов не дрогнула и рот не расплылся в великолепной улыбке.

Убийца где-то рядом. Я оглянулась: никого.

Он мог спрятаться и следить за мной, держа палец на спусковом крючке.

Надо уходить! Убегать! Пока тот, кто убил Рауля де Шена, не прикончил и неугомонную Мэвис Зейдлиц. Возможно, это Питер, а я знаю, какой любовью он ко мне пылает.

Я выскочила на улицу и почти бегом направилась к своему отелю. Никто не обратил внимания на спешащую девушку, никто не остановил меня.

В номере я налила стакан воды и начала пить мелкими глотками, стараясь не расплескать. Руки мои дрожали, зубы стучали о стекло стакана.

Случилось то, чего я больше всего опасалась. Мой клиент убит. Я как детектив оказалась несостоятельна. На агентство Рио легло несмываемое пятно. Хуже некуда.

Вы видели, как плачет Мэвис Зейдлиц? Это очень некрасивое зрелище.

Наплакавшись, я решила, что завтра, то есть сегодня, я должна уйти из агентства Рио и подыскать себе работу поскромнее. Буду секретаршей, буду домохозяйкой, буду агентом по продаже косметики... Я перебирала всевозможные варианты своего никчемного применения, пока не поняла, что в этом мире нет для меня другой работы, кроме как сыскной, и нет другой роли в жизни, кроме как роли детектива в юбке.

Ладно, пока у меня есть дело: покинуть Новый Орлеан. А это значит: купить билет, сесть на самолет, вернуться к Джонни. А там... посмотрим.

Раздевшись, я легла в постель, закрыла глаза и стала ждать утра.

Перед моими глазами стоял Питер с розовой гвоздикой в петлице. Потом — приподнимающийся из кресла его тучный шеф. Большое Пузо сменил сухопарый Леопольд с деньгами, зажатыми в кулаке, как колода карт... Выплыло лицо де Шена с дырой во лбу.

Я прогоняла эти видения, но они возвращались вновь и вновь, как будто кто-то крутил и крутил в моем мозгу эту страшную карусель.

Вдруг я услышала негромкие шаги за дверью.

Там определенно кто-то был!

Шаги были неуверенные. Я вспомнила, о чем говорил де Шен за час до своей смерти: он говорил, что кто-то ходит под его окном.

Кто-то ходил под окном де Шена, а потом де Шена убили. Теперь настала моя очередь. Но за что? Я не обладаю даже той крупицей информации, за которую следует наказывать смертью!

Шаги.

Я была на грани истерики. Мысль о том, что за дверью может находиться подвыпивший гуляка, даже не приходила мне в голову.

Надо что-то делать. Я зажгла ночник и потянулась за одеждой.

Вдруг ручка двери стала медленно поворачиваться.

Бог мой, я забыла запереть дверь! Или я ее запирала? Не помню.

На пороге стоял мужчина.

Может, он пьян? Почему его шатает из стороны в сторону? Свет ночника не давал разглядеть лицо. Я не видела, что находится в руке посетителя: бутылка с виски, букет или револьвер.

— Как вы посмели сюда войти? Кретин!

Я хотела кричать, визжать, топать ногами, но голос мой предательски охрип и уже еле слышно я добавила:

— Уходите, пожалуйста.

Он не послушался и двинулся ко мне. Его походка выдавала в нем не убийцу, а, скорее, ожившего мертвеца.

В ужасе я зажмурилась. Сейчас костлявые пальцы сдавят мое горло, и я услышу зловонное дыхание...

Нет, лучше встретить смерть лицом к лицу.

Я открыла глаза. Передо мной действительно был оживший мертвец. Он смотрел на меня в упор.

— Это вы, мистер де Шен?!

Привидение качнулось, и рука Рауля де Шена схватилась за спинку кровати.

Наверное, я потеряла сознание, а когда очнулась, то увидела, что мой убитый клиент нависает надо мной, как туча.

— Мэвис, очнитесь.

Я заслонилась руками, замахала, чтобы отпугнуть нечистую силу. Но голос Рауля де Шена продолжал монотонно бубнеть:

— Мэвис, очнитесь, это я... я пришел...

— Вы мертвы! Я видела вас мертвым, у вас прострелена голова! Уходите!

Мои нервы были истощены.

— Да, — сказал де Шен голосом, лишенным всех красок и оттенков. — Я умер.

Глаза его не мигали, они светились изнутри каким-то нечеловеческим светом. Веки не дрожали, губы почти не двигались. Мистер де Шен был ни жив, ни мертв — в буквальном смысле. Скорее, мертв, ибо во лбу его по-прежнему зияла дыра.