Фаина Раевская - Семь божков несчастья

— Духи в Киселях живут. Шалят порой, — пояснила баба Шура. — Наши туда не ходят, а вот приезжие лезут. Бывает, не возвращаются…

Говорила старуха спокойно, словно делилась новостями о погоде. Не знаю, как у Лизки, а у меня сразу засосало под ложечкой.

А тут еще во дворе снова завыла собака Баскервилей. Я судорожно перекрестилась, но сию же секунду, устыдившись религиозного порыва, залилась девичьим румянцем.

— Чего лоб-то крестишь? Верующая никак? — ухмыльнулась ведьма.

Врать ей я не отважилась, оттого, еще больше смутившись, призналась:

— Не очень…

— Тогда и незачем крестом осеняться, — строго молвила баба Шура и продолжила страшный рассказ о Киселях. — Духи там в самом деле живут. В Киселях ведь раньше каменоломни были. Когда Москву строили, камни оттуда по реке на плотах сплавляли. Много в этих каменоломнях народу сгинуло! Кого завалило, кто жилы надорвал… Хоронить их не хоронили, так и пропали в пещерах. А души-то ихние до сей поры мыкаются. Не любят они, когда их тревожат, вот и куражатся. То заблудят гостей непрошеных, то камнями завалят. Надысь тоже, как вы, туристы явились. Трое ребят. Так двое так в пещерах и остались, а уцелевший парень умом тронулся.

— Это как? — пролепетала я непослушными губами. Рассказ бабы Шуры прямо-таки потряс, особенно та его часть, где бесчинствовали духи. Может, после этих ужасных подробностей в Лизке проснется инстинкт самосохранения? Однако при взгляде на довольную Лизаветину физиономию, на горящие диким огнем глаза с надеждой на лучшее пришлось распрощаться окончательно: благоразумия в Лизкиной голове отродясь не было, не стоит и сейчас ожидать его появления. Мой вопрос баба Шура будто бы даже не услышала, и вообще невзлюбила она меня почему-то. Вот как увидела, так сразу и невзлюбила! Зато Лизавета ей явно нравилась — говорила старуха в основном с подругой. Впрочем, я не обижалась ни капельки, пусть уж лучше Лизкины мысли читает, все равно в них нет ничего путного.

— И где теперь этот парень? — восторженно зажмурилась Лизка.

— Известно, где, в психушке, — охотно отозвалась баба Шура. — Наши говорят, будто бы он в самой Москве.

— Уау-у-у! — издала протяжный стон подруга. По всему видать, страшилка вызвала в ней бурю эмоций.

Баба Шура только покачала головой, а потом неожиданно заявила:

— Не суйтесь в Кисели. Худо будет. Беда вас там ждет.

Я неприлично громко икнула и принялась потихоньку стекать под стол. В мрачное пророчество горбуньи сразу поверилось. Если бы не Лизкины коленки, я бы точно обрела покой на деревянном полу, а так просто уперлась в Лизаветины ноги. Старуха тем временем продолжила кликушествовать, глаза ее при этом словно остекленели, а голос звучал ровно, как у робота:

— От черного человека на белой лошади зла ждите.

— Мама… — пискнула я и пожелала себе немедленно скончаться, чтоб, значит, не мучиться. Лизка тоже сидела с легкой бледностью на челе и удивленно моргала.

— Что это с хозяйкой? — выдавила из себя подруга. — На транс похоже…

— Лизонька, — взмолилась я, трясясь от страха, — давай уйдем отсюда, а? Ведьма же она, неужели не видишь?! Сейчас как превратит нас в свиней…

— Угу, или в козлят. Ты завязывай с фантазиями, Витка, и так тошно. Просто у бабульки приступ какой-нибудь вегетососудистой дистонии. Баб Шур! — гаркнула Лизавета своим гренадерским голосом.

Старуха вздрогнула, как от удара кнутом, и лицо ее приобрело прежнее недовольно-подозрительно выражение.

— Отправляйтесь спать, — велела ведьма. Мы с Лизкой послушно поплелись в чулан. Он оказался немногим просторнее кухни. Вдоль стен тянулись полки, сооруженные из неструганых досок. На них скопился какой-то хлам, от которого пахло не то плесенью, не то глубокой древностью, не то сушеной травой, а может, еще чем-то. Посреди чулана на свободном пятачке валялись два серых ватника. Предполагалось, что это и есть наши спальные места. Я уставилась на ватники круглыми от удивления глазами — они мало походили на обещанный старухой матрас. Впрочем, глазки мои округлились уже давно и никак не могли вернуться в нормальное состояние. Лизавета, не страдающая приступами мракобесия, со счастливым стоном растянулась на полу.

— Ты… Лизка, ты что же, собралась спать на этих… — растерянно молвила я.

— А ты предпочитаешь спать стоя, как боевая лошадь?

— Я вообще спать не собираюсь. Буду бдеть. Мало ли чего у этой ведьмы на уме.

— Бди, — великодушно разрешила Лизавета. — В случае чего, буди.