Фредерик Дар - Неприятности на свою голову

В этот момент дверь Ван Боренов открывается и почтальон бросает приветливое «Доброе утро, мадемуазель!», от которого я обалдеваю.

Я бы отдал говорящие часы за солнечные, лишь бы увидеть мордашку киски, с которой поздоровался почтальон, и его самого. Но это совершенно невозможно, потому что дверь находится как раз под тем местом, где я стою... А показываться сейчас я никак не хочу!

– Мадам Ван Борен дома? – весело спрашивает косоглазый.

– Мадам в ванной, – отвечает женский голос.

Значит, это не Югетт. На этот раз я все просекаю. Девица – сообщница парня в круглой шляпе. Она явилась в квартиру и стала дожидаться почтальона. Вот так, никакого нападения, никакого шума. Все тихо и красиво.

Нужно только иметь наглость...

– У меня для нее посылка. Вы можете дать ей мою книгу, чтобы она в ней расписалась?

– Конечно... Давайте...

Секунда молчания. Девица ушла. Она сейчас сама распишется в книге... Я бы на ее месте поступил именно так.

Красиво работают... Вот и она...

– Это вам, держите.

Должно быть, чаевые королевские... Понятное дело... Засахаренные фрукты в этом году просто бесценны!

Парень рассыпается в благодарностях и пятится, низко кланяясь... Дверь закрывается, я опускаю мой мокрый от пота шпалер в карман и вытираю руки о штаны.

Я навостряю слух, рассчитывая услышать шум разговора, но нет, все тихо. Тогда я смело звоню. Тишина... Новый звонок, новая тишина... Что это значит? Я быстренько прибегаю к помощи отмычки. Она уже знакома с этим замком, что сокращает время переговоров. Открыв дверь, я врываюсь в квартиру со своей карманной артиллерией в руке, как сумасшедший бегу на кухню и вижу, что дверь черного хода приоткрыта. Высовываюсь в нее и слышу топот в самом низу... Тогда я бросаюсь к окну, но – вот непруха! – черный ход выходит на другую сторону дома, потому что дом угловой.

Если бы я мог исправить положение, отвесив себе тысячу пинков по заднице, то взялся бы за дело прямо сейчас. Я не хочу вас растрогать сверх меры, но, честное слово, у меня на глазах выступают слезы... Дать себя провести таким образом, нет, это немыслимо! Я умираю... Агонизирую...

Досада вызывает сильную жажду, и я направляюсь прямиком к бутылке коньяка. Затем выхожу из квартиры и, не обращая внимания на лифт, оставшийся на верхнем этаже, со всех ног бегу вниз по лестнице...

Улица пустынна. Зато мое сердце полно злости и досады.

Я замечаю моего почтальона чуть дальше. Он выходит из соседнего дома.

– Эй, почтальон! Он оборачивается.

– Месье?..

– Слушайте, я из полиции, это очень серьезное дело... Вы только что доставили посылку мадам Ван Борен?

– Да, но...

– Вам открыла служанка?

– Да, но...

– Как она выглядела? Он смотрит на меня.

– Но...

– Слушайте, старина, перестаньте блеять, как овца при перегоне на летнее пастбище. Я прошу у вас ее описание. Это срочное дело. Напрягите немножко орех, служащий вам мозгами.

– Но, месье... я... я прошу вас...

Чтобы остановить поток возражений, показываю ему мое удостоверение, не давая времени увидеть, что оно французское. Главное – слово ПОЛИЦИЯ, написанное гигантскими буквами. Разумеется, на нем есть трехцветная полоска, но, может, он не только косой, но еще и дальтоник.

– Вот это да... – бормочет он, – я не думал... Ну, это была девушка...

Он прикрывает правый глаз, что на долю секунды придает его физиономии нормальный вид.

– Симпатичная... – продолжает он, – хорошо сложенная... Тут... и тут...

Его короткие руки обрисовывают в воздухе привлекательные формы.

– Короче, старина! Я не прошу вас танцевать мне френч-канкан! Какое у нее было лицо? На кого она похожа, на крысу или на Марлен Дитрих? Он радостно улыбается.

– Для полицейского вы веселый...

Его глаза еще больше сближаются, как будто собрались раздавить переносицу.

– Миленькое лицо... Она брюнетка со светлой прядью посередине и...

Брюнетка со светлой прядью!

Я хватаю почтальона за лацканы пиджака и пытаюсь смотреть ему в глаза, отчего тоже начинаю косить.

– Вы уверены? Брюнетка? И обесцвеченная прядь, почти совершенно белая?

– Да, именно так...

– Мисс Огонь-в-заднице! – бормочу я.

– Чего? – квакает почтальон. Я его отпускаю. Он смотрит на меня.

– Мне надо позвонить, – говорю.

– Тут рядом есть кафе.

– Хорошо... Спасибо...

Охваченный угрызениями совести, я говорю ему:

– Пойдемте со мной... Я угощаю!

В предложении выпить почтальону есть своя соль («Серебос», лучшая марка). Служитель ведомства почт и телеграфа горд. Для него честь, что его угощает полицейский. У каждого свое представление о чести, в зависимости от темперамента.