Фредерик Дар - Улица Жмуров

Когда он выходит из калитки, я возвращаюсь в дом. Осматриваю систему отопления, чтобы понять, как же малютка Изабель могла спалить свои бумаги.

Кроме общей для всего дома системы парового отопления, в комнатах есть камины. Нет нужды напрягать глаза, чтобы понять, что они не работали с незапамятных времен.

Остается топка. Крупновато для сжигания бумаг.

Хотя...

Спускаюсь в погреб. По мере углубления в подземное помещение меня хватает за горло тяжелый противный запах.

Топка стоит посреди маленького зацементированного помещения. По обеим сторонам двери я замечаю жирные следы. Можно подумать, здесь жгли сало... Запах горелого жира вызывает у меня тошноту.

Открываю дверцу топки. Куча теплого пепла. Я ворошу ее длинной кочергой. Пепел жутко воняет.

Преодолевая отвращение, я беру совок и высыпаю кучку пепла на пол. Через минуту я отступаю в глубину комнаты, опираюсь рукой на выбеленную известью стену и, как порядочный, начинаю блевать.

Наконец я возвращаюсь к пеплу, раскладываю на полу мой платок и, взяв кусок челюсти, от которого меня вывернуло, кладу его на кусочек ткани.

Связав платок в узел, я заворачиваю его в лист газеты.

С маленьким свертком под мышкой я покидаю очаровательный домик.

На этот раз с так называемыми естественными смертями покончено!

Это ведь действительно редкий случай, чтобы мужчина (или женщина) кончал жизнь самоубийством, ложась в горящую топку котла парового отопления.

Какому из моих пяти персонажей принадлежит кусок челюсти, лежащий в моем кармане?

Итак, действую методом исключения. Это не Бальмен, потому что он лежит в морге; и не Парьо, которого я видел сегодня утром; и не врач – с ним я разговаривал несколько часов назад. Тогда кто? Джо? Изабель?

Какое дело! Черт возьми! Какое дело!

Я до сих пор так и не видел нежную Изабель, не знаю, где она находится, и боюсь, что придется лететь в Чикаго, так и не познакомившись с ней, если это вообще возможно и если это не ее челюсть лежит в моем кармане.

Первая моя забота по возвращении в Париж – поспешить в дом сто двадцать на бульваре Курсель повидать Джо, если его еще можно повидать, а то имеется очень большая вероятность, что он сыграл в ящик (точнее, в топку).

Толстая консьержка стоит перед дверью своей комнаты, опираясь на ручку швабры, которая никогда не служила ей ничем иным, кроме как подпоркой.

Она смотрит на меня умиляющим коровьим взглядом.

– Ну, мамаша, – говорю я ей, – вижу, вы сегодня в форме.

– Гм! – отвечает она. Переводите, как хотите.

– Джо наверху?

– Да...

Мое сердце слегка сжимается. Значит, Я никогда не познакомлюсь с Изабель.

– Спорю, эту ночь он провел не дома. Толстая коровища качает башкой.

– Неправда, – говорит она. – Он больше никуда не выходит... Я сама хожу ему за покупками...

– Вы абсолютно уверены, что он никуда не выходил этой ночью?

– Абсолютно... У меня бессонница... Дверь никто не открывал...

Я морщусь.

Кажется, мне придется расширять семейный круг. Если Джо не выходил ночью, кто же тогда сжег Изабель? Ее папочка? Надо будет проверить распорядок дня эскулапа.

– Ладно, – говорю, – пойду поздороваюсь с голубеньким...

– Эй! – окликает меня консьержка. Я оборачиваюсь.

– У меня есть почта...

– Ах да! Я и забыл...

Она заходит в свою каморку и возвращается с желтым конвертом и открыткой.

Желтый конверт пришел из банка... Открываю его. В нем лежит вторая часть чека на десять миллионов триста десять тысяч франков, выписанного на имя владельца счета, то есть Людовика Бальмена. Приложенная карточка дает новое состояние счета: сто двадцать франков.

Странно! Это похоже скорее на закрытие счета, чем на оплату покупки.

Почтовая открытка изображает гуссанвильскую церковь, на обороте несколько слов:

Время тянется ужасно медленно. Действуй быстрее. Твой Джо.

Она отправлена в пятницу.

Значит, в пятницу Джо еще был во владении доктора.

Толстая консьержка, должно быть, прочла послание, потому что даже глазом не моргает.

– На прошлой неделе Джо уезжал? – спрашиваю я.

– Его не было пару недель.

– Когда он вернулся?

– В субботу, после обеда...

«После смерти Бальмена», – думаю я.

Я сую почту покойного в карман и поднимаюсь по лестнице.

Почему это «действуй быстрее»? Как будто возвращение парня зависело от решения или действия Бальмена...

Открытка была отправлена в пятницу. Она должна была прибыть по назначению в субботу утром, то есть до того, как Бальмен пошел снимать бабки со своего счета. Только задержка на почте...