Фредерик Дар - Смертельная игра

– Про Красную Шапочку?

– Нет Мой племянник... Он снова занялся боксом.

– Он прав, – соглашаюсь я, – у него ведь расквашены только одно ухо и одна челюсть, я тоже за симметрию!

– Не остри! Один солидный «импресса» только что подписал с ним выгодный контракт по всей униформе, который возобновляется, если парень каждый раз будет быстро вставать на ноги и держать язык за зубами.

– Это клево! – объявляю я.

– Нет, это Филипи.

– Давай быстро за билетом, а то прозеваешь наш паровозик.

– Ладно! Ладно! Ты не можешь не дергать меня. Он хватает свой раздутый чувал, ручка которого тут же остается у него в кулаке.

– Хорош ты будешь в первом классе с этим мусорным ведром, – возмущаюсь я.

– Не дергайся У меня все будет ча-ча-ча, как в чарльстоне.

Он удаляется аллюром запаленной лошади. Ваш покорный слуга, который более известен под апробированным наименованием Сан-Антонио, снова заваливает в зал ожидания. Куколка со стеклянными глазами все еще там, смирно сидит в нескольких кабельтовых от моего сундука. Наконец, избавившись от Бугая, я могу ее атаковать.

Я отстегиваю ей взгляд, равный заряду динамита, который заставляет ее опустить шторы. Она мне чертовски нравится, эта разбитная девчонка. В свои девятнадцать лет она разбивает все, включая и мое сердце.

Я у нее на хвосте с самого утра Как мне достался этот вожделенный приз? Тут целая история, и я расскажу ее вам, чтобы доставить удовольствие Два дня назад наши службы по сортировке Интерпола арестовали некоего Зекзака, югослава по национальности, но не стопроцентного, хотя все-таки славянина, который был замешан в истории с хищением в Штатах. Хищением достаточно необычным, потому что оно было совершено в лаборатории ядерных исследований. Зекзака плохо обшарили, и когда за ним пришли, чтобы забрать на допрос, то нашли лишь остекленевшие глаза в застывшем теле.

Этот маленький гурман, чтобы подсластить свои неприятности, сгрыз конфетку со стрихнином. Единственное, что нам оставалось делать, это, натюрлих, поставить мышеловку в отеле, где он проживал.

И хорошо, что мы это сделали, потому что на следующий день мышка, которой я присуждаю первую премию в конкурсе очков всех видов, заявилась и спросила мсье. Предупрежденный нами хозяин ответил ей, что постоялец отлучился (еще бы, большие каникулы, а?!), поручив передать тому, кто к нему приедет, подождать. Девушка так и сделала. Нетерпеливая, она прождала всего лишь до сегодняшнего утра, после чего попросила счет.

В итоге вот и все, как сказал бы Нескафе, у которого всегда был вкус ко всему сгущенному: один погоревший тип, который кончает самоубийством, малышка, которая спешит на свидание и после двадцати четырех часов ожидания берет билет в Ренн. That's all.

Во всей этой истории есть одна удивительная деталь: девица удирает, не получив за все время пребывания в отеле ни одного письма или звонка. В течение этих самых двадцати четырех часов в арабских цифрах, минута в минуту, она не покидала отель ни на минуту Вы можете себе вообразить что-либо подобное? Если вы не хотите себе вообразить что-либо подобное, то хотя бы вставьте себе перышко для легкости и помечтайте!

Вокзальный громкоболтатель объявляет по всей форме, что поезд стоит у платформы. Пассажиры хватают свои манатки и бросаются на абордаж. Излишне говорить вам, что я следую в душистом кильватере очаровательной очкарихи (на самом деле она зарегистрировалась в отеле под именем Клер Пертюис). Когда она оказывается у подножки вагона, у меня появляется идеальная возможность обнаружить себя в ее жизненном пространстве.

– Позвольте мне поднять ваш чемодан, мадемуазель? Я получаю право на улыбку без пломб и протезов, целиком надраенную хлорофиллом.

– Спасибо, мсье, вы очень любезны!

Когда слишком стараешься, можно и лоб расшибить, я знаю это, но уже не чувствую тяжести ее чемодана. По собственному почину тащу ее багаж до купе, которое оказывается, к счастью, свободным. Последний толчок – и вес в сетке. Мужественным движением руки я вытираю лоб олимпийца. Французская галантность-это шикарно, но иногда она заставляет попотеть.

– Благодарю вас, мсье.

Ее голос звучит для меня музыкой, от него мои евстахиевы трубы закручиваются в спираль.

– Вы едете в Манс? – спрашиваю я с таким лицемерием, которому позавидовал бы любой министр иностранных дел.

– Нет, в Ренн!

– Подумать только! Я тоже! Я сглатываю слюну.

– Тем лучше, – говорю, – это доставит мне удовольствие путешествовать в очаровательном обществе.