Я возвращаю досье Матиасу.
– Спасибо. Ты можешь дописать и подчеркнуть следующее блестящее добавление: Грета дала дуба сегодня утром.
– Не может быть.
Я ввожу его в курс наших железнодорожных периферий (как бы сказал Берю).
– Неужели теперь мы никогда не узнаем, на кого и с кем работала эта девушка? – спрашиваю я.
– Никогда.
– Подожди, я сейчас опишу тебе одного типа, а ты мне скажешь, не напомнил ли он тебе кого-нибудь. Это малый лет пятидесяти, скромно одетый. У него седые, почти белые волосы, довольно крупный нос, глубоко посаженные глаза. Он говорит по-французски без малейшего акцента.
Я вспоминаю еще детали, чтобы дополнить портрет неизвестного, который пустил в действие стоп-кран, ничего больше не идет на ум, и я удовлетворяюсь тем, что мой бархатный взгляд превращается в двойной вопросительный знак. Матиас размышляет.
– Минута пошла, – говорю я ему, как господа массови-ки-затейники с телевидения.
Он не сечет юмор и щелкает языком. Тут влезает Пино, который мешает картишки.
– Сан-Антонио, ты знаешь этот фокус?.. Смотри, ты выбираешь одну карту, любую...
– А потом я нахожу ее в кармане-пистоне твоих трусов? Это, пожалуйста, без меня...
Матиас отбирает несколько досье и показывает мне.
– Это Фюльбер из Ниццы? Я секу на фото.
– Нет.
– Макс-Молодой?
– Тоже нет.
– Тогда остаются только Жан Пасс и Демайор... И на последних двух антропометрических изображениях я не узнаю моего дергателя рукоятки.
– Не представляю, кого вы имеете в виду, мсье комиссар.
– Очень плохо, – бросаю я. – Придется действовать иначе. А пока сообщи америкашкам добрую весть: Грета из Гамбурга сыграла в ящик, она больше не будет баловаться с огнем!
Глава IV,
Что называется, взять след
Я собираюсь покинуть хижину Прийди Котик, когда у меня появляется шальная мысль. Спрашиваю дежурного, ажана Глазаста, доброго уравновешенного толстяка со взором скромницы:
– Ты не видел этого подлеца Берюрье?
– Он заправляется! – отвечает объемистый представитель порядка, указывая на пивную напротив.
Втянув башку в плечи, бикоз оф начавшегося мелкого дождя, я гоню туда.
Здоровяк действительно там. Не один, а в компании с монументальным в два этажа блюдом шукрута 9. Он атакует его своими вставными штыками и как раз к этой минуте заложил в хлебало горячую сосиску, которая заметно улучшила его дикцию.
Толстый приступает одновременно к трем действиям. Он пытается жевать эту самую сосиску – раз, глотая ее, дует, чтобы остудить, два-с; наконец, претендует на то, что разговаривает со мной – три-с.
– Яооенаок! – говорит он. Что я перевожу как: «Я голоден как волк». Должен сознаться, что и я с удовольствием съем порцию. Делаю заказ официантке, очаровательной усачке с мохнатыми ногами и бровями, которая могла бы стать мисс велосипедный тур Шесть дней, если бы не косила так и не имела горба на спине.
Пока готовится мое блюдо, я вкратце описываю Толстому ситуацию, стараясь не смотреть на него, чтобы не испортить аппетит
– Мне кажется, Берю, что это дохлое дело, что-то из рубрики тухлых фактов... Давай определимся, ты не против?
– Еаеотив! – соглашается Пищеварительный тракт.
– Итак, начало истории в тумане. Нам сообщают о том, что в Париже находится некий шпион, которого разыскивают секретные службы америкашек. Его арестовывают, он кончает с собой. Этот фокус не представляет для нас особого интереса. Мы не знали, почему он во Франции, нам не в чем упрекнуть его лично... Ты следишь за ходом моих мыслей?
Толстый борется с куском копченого сала. Он пытается сложить ломоть вчетверо, чтобы попытаться затолкать его целиком в пасть. Ломоть сала не согласен. Но Толстый в молодости занимался дзюдо. После короткой схватки ему удается взять сало на ключ и проглотить. Но сало злопамятно. Толстый не подумал о том, что жир лучше хранит жар, чем худоба. Он испускает отвратительный вопль и выплевывает тухлятину вместе со вставной челюстью, вцепившейся в нее.
– Я обжегся, – кричит он, хватая бокал с рислингом. Залив вином пожар, он возвращает в строй фарфоровые клыки и прилаживает их в хлеборезке.
– Так о чем ты, Тоньо?
Попробуйте восстановить цепь рассуждений после подобной интермедии.
Я принимаюсь вычислять исключительно на свой текущий счет, оставив моего храброго напарника вести войну с шукрутом.
«Итак, Зекзак кончает самоубийством. Для очистки совести Старик организует засаду в отеле. Действительно, в нем объявляется некто – это Грета. Она ждет двадцать четыре часа и отправляется в путешествие За ней следили люди, которые – они это здорово доказали – настоятельно хотели ее кокнуть. Их было по крайней мере трое: старик со стоп-крана, молодой, который толкнул Грету на рельсы, и человек в „Мерседесе“».
Читать дальше