Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть

— Очень скоро Вам придется пойти на собеседование, — произнес Брин. — Что такого важного, из-за чего стоит выбрасывать полицейский значок?

— Бездомный человек был убит сегодня вечером.

— Это позор! Что вы от меня-то ожидаете?

— Признания, — ответил Монк.

— Скажите, мистер Монк, Вы собираетесь обвинять меня во всех убийствах в Сан-Франциско?

— Он был одет в Ваш плащ, — Монк чихнул и протянул ко мне руку за салфеткой. Я дала ему несколько.

— Я уже говорил, моя жена отдает много моей старой одежды в Гудвилл, — Брин зашел в кабинет и уселся в кожаное кресло перед камином. Бокал коньяка стоял на кофейном столике. Не нужно быть детективом, чтобы понять, что он сидел там перед нашим приходом.

— Ну и дела, похоже, все, кого мы встречали в последние дни, носят вашу одежду из Гудвилла! — воскликнул Стоттлмайер.

— Несколько счастливчиков, — отмахнулся Брин.

— Этот бездомный не показался мне очень счастливым, — опровергла я. — Кто-то раздолбал ему лицо кирпичом.

— Плащ, о котором мы говорим, не был сдан в Гудвилл, — Монк высморкался, затем бросил салфетку в огонь. — Это пошитая по индивидуальному заказу модель, в которой Вы пришли на сбор средств «Спасем залив», но вернулись оттуда уже без нее.

Монк присел перед камином, засмотревшись, как горит его салфетка.

— Он был на Вас и когда Вы задушили Эстер Стоваль и подожгли ее дом, — подхватил Стоттлмайер. — Тот, который Вы забыли. Тот, ради которого Вы изображали пожарного. Тот, который Вы позднее выбросили в мусорный контейнер за отелем Эксельсиор, где его и нашел человек, убитый Вами впоследствии.

— Вы бредите! — крикнул Брин и жестом указал на Монка, по-прежнему смотрящего на огонь. — Вы даже безумнее, чем он!

— Вы сожгли его тут, — заявил Монк.

— Что сжег? — спросил Брин.

— Плащ, — Монк указал внутрь камина. — Я вижу одну из пуговиц.

Мы со Стоттлмайером присели рядом и посмотрели в камин. Латунная пуговица с инициалами ЛБ лежала на раскаленных углях.

Капитан встал и посмотрел на Брина:

— Часто Вы используете свою одежду в качестве растопки?

— Разумеется, нет, — Брин отхлебнул коньяка, затем провел бокалом перед огнем, рассматривая янтарную жидкость на свет. — Вероятно, пуговица оторвалась от рукава моего пиджака, когда я подкладывал дрова в камин.

— Я хотел бы увидеть этот пиджак, — сказал Стоттлмайер.

— А я хотел бы увидеть ордер на обыск, — парировал Брин.

Стоттлмайер явно сердился. У Брина было огромное преимущество, и он понимал это. Брин самодовольно улыбнулся. Мне показалось, что даже его чищеные нитью зубы излучают самодовольство.

— Неприятно, когда нам что-то не достается, хотя мне достается все, что я захочу, — Брин приподнял бокал в направлении к Стоттлмайеру. — Вы же производите впечатление человека, которому редко что перепадает. Я даже не могу представить, на что это похоже.

— А я не могу представить себе, каково сидеть в камере смертников, — сказал Стоттлмайер. — Но очень скоро Вы мне об этом поведаете.

Монк снова чихнул. Я протянула ему еще салфетку.

— И как Вы предполагаете поместить меня туда, капитан? — усмехнулся Брин. — Допустим, чисто ради аргумента, я виновен. Если и так, единственное доказательство сгорело в огне, как и Ваша надежда обвинить меня.

Брин сделал еще глоток коньяка и всхлипнул, что можно было бы принять за слабость, но это было издевательство. Просто он находился в безопасности и знал, что побил нас.

Мы с капитаном посмотрели на Монка, сигналя ему, чтобы он выдал блестящий вывод, способный сбить мерзавца с ног и доказать его виновность в убийстве.

Монк нахмурился, прищурился и чихнул.

Стоттлмайер отвез нас к моей машине. Никто не произнес ни слова. Даже Монк не сопел. Больше нечего было сказать. Лукас Брин был прав. Он победил. Он уйдет от наказания за три убийства.

Очевидно, это беспокоило всех нас, но, полагаю, Монка и капитана волновало нечто более глубокое и личное.

На протяжении многих лет их отношения были основаны на простой истине: Монк — блестящий детектив, а Стоттлмайер — просто неплохой. Это не неуважение к Стоттлмайеру. Он стал капитаном, усердно трудясь, был самоотверженным и многому научился в своей работе. Он раскрыл большинство из расследованных им убийств и добился стольких обвинительных приговоров, что любой другой коп в любом гордился бы до пенсии.

Но он был не просто любым копом в любом городе. Он был в Сан-Франциско, родном городе Эдриана Монка. Каждому детективу нелегко пытаться соответствовать гению Монка в раскрытии преступлений. От этого и было плохо Стоттлмайеру. К тому же раньше Монк был его напарником. Его карьера неразрывно связана с Монком. Не имело значения, что обсессивно-компульсивное расстройство стоило Монку значка. Капитан с Монком всегда были напарниками, как в собственных глазах, так и в глазах полиции Сан-Франциско.