Я чувствовал, как похолодели мои пальцы.
— Ваша жена догадается и пойдёт в полицию.
— Вы так думаете? Сомневаюсь. Женщина на многое способна ради своего любовника… пока он жив. Но если он мёртв, это уже совсем другое дело. Женщины — очень практичный народ, мистер Дэвис. И не забудьте: она будет только подозревать, что, возможно, это я вас убил. Но знать-то она не будет. И уже одна эта неуверенность помешает ей пойти в полицию. Она скажет себе (и с полным основанием), что нет никакого смысла предавать гласности свою связь с вами. Найдётся, наверное, не один десяток людей, которые могли бы желать вашей смерти.
В моём голосе прозвучали нотки отчаяния:
— Полиция проверит всех и каждого. Они обнаружат, что вы остались здесь после того, как все ушли.
Он покачал головой.
— Не думаю. Никто не знает, что я здесь. Я ушёл вместе со всеми. А потом вернулся, зная, что вы остались один. — Он прожевал ещё один кусок бутерброда. — Я, мистер Дэвис, решил, что разумнее всего убить вас в перерыве на ланч. Полиции труднее всего будет выяснить, кто где находился именно в это время. Люди перекусывают, прогуливаются, делают покупки или, наконец, возвращаются на свои рабочие места. Что бы они ни говорили, подтвердить или опровергнуть их показания будет практически невозможно.
Он опять сунул руку в пакет из коричневой бумаги.
— Обычно я перекусываю в любом из окрестных кафетериев. Но я ведь не из тех, чьё присутствие — или отсутствие — замечают. Я, мистер Дэвис, две недели дожидался, чтобы вы замешкались после ухода остальных. — Он улыбнулся. — И вот сегодня утром я заметил, что вы принесли с собой свой ланч. Вы что, решили, что сегодня будете слишком заняты, чтобы выйти перекусить?
Я облизнул губы:
— Да.
Он поднял верхний ломтик хлеба и взглянул на две маленькие колбаски.
— Человеческий организм реагирует на раздражители довольно странным образом. Как я понимаю, на стрессовые ситуации — огорчение, страх, гнев — он часто откликается ощущением голода. И меня в данный момент, мистер Дэвис, одолевает прямо-таки волчий голод. — Он улыбнулся. — Вы в самом деле не хотите разделить со мной трапезу? В конце концов, бутерброды ведь ваши.
Я промолчал.
Он промокнул губы бумажной салфеткой.
— На нынешней стадии эволюции человек всё ещё нуждается в мясе. Однако что до меня, с моей чувствительностью — у меня удовольствие от мяса сопряжено с некоторыми сложностями. Например, к бифштексу я всегда приближаюсь не без опаски. Видите ли, если на зуб мне попадёт хотя бы кусочек хряща, меня это до того выбивает из колеи, что я ничего в рот взять не могу.
Он изучающе посмотрел на меня.
— Вы, наверное, думаете: «Что за истерик! Разговаривать о еде в такую минуту!»— Он задумчиво кивнул. — Что ж, я и сам не знаю, почему медлю застрелить вас. Может, потому, что боюсь поставить финальную точку? — Он пожал плечами. — Но даже если я, в самом деле, боюсь, позвольте вас заверить, что я решительно намерен довести дело до конца.
Я отвёл взгляд от бумажного пакета и потянулся за пачкой сигарет на моём столе:
— Вы знаете, где сейчас Элен?
— Вы хотели бы с нею проститься? Или надеетесь, что она могла бы отговорить меня от задуманного? Очень сожалею, мистер Дэвис, но ничем не могу помочь. Элен уехала в четверг к сестре и проведёт у неё неделю.
Я закурил, глубоко затянулся:
— Умирать мне не жаль. Думаю, я сполна рассчитался с миром и с его обитателями.
Он непонимающе покачал головой.
— Это случилось трижды, — сказал я. — Трижды. До Элен была Беатрис, а до Беатрис была Дороти.
Он вдруг улыбнулся.
— Так вы хотите выиграть время? Ничего не выйдет, мистер Дэвис. Я запер наружную дверь. Если кто-нибудь вернётся раньше часа — в чём я сомневаюсь, — он не сможет войти. А если он будет очень уж настырно стучать, я попросту пристрелю вас и уйду через чёрный ход.
Кончики моих пальцев оставили влажные следы на поверхности стола.
— Любовь и ненависть — близкие соседи, Чандлер. Особенно у меня. Когда я люблю или ненавижу, я предаюсь этому всей душой. — Я уставился на кончик своей сигареты. — Я любил Дороти и был уверен, что она любит меня. Мы должны были пожениться. Я на это рассчитывал. Я ждал этого. Но в последнюю минуту она сказала, что не любит меня. И никогда не любила.
Чандлер улыбнулся и откусил большой кусок бутерброда.
Я прислушался к шуму улицы за окнами.
— Мне она не досталась, но и другим тоже. — Я перевёл взгляд на Чандлера. — Я убил её.
Читать дальше