— Это ты сама всё перевернула, я здесь не при чём, — заявил я в тот момент, когда тошнота и головная боль образовали внутри меня жуткий альянс.
— Почему ты так решил?
— Потому что не верю в полтергейсты.
— Причем тут полтергейсты?
— Потому что на перевернутом кресле нельзя…
— Нет, можно, — она прервала меня и, расположившись на перевёрнутом кресле, задрала подол платья.
В этой позе её ноги казались ужасно костлявыми и кривыми.
— Прекрати, видеть тебя не могу. — Взяв её за руки, я поднял её с кресла и спросил: — А между прочим, как тебя зовут?
— Нина.
— Слушай, Ниночка. Оставь меня в покое. — Нежно, но настойчиво я оттеснил её к входной двери.
— Прекрати толкаться и, вообще, обижать меня. Я ничего плохого тебе не сделала.
— Что тебе от меня нужно?
— Только скажи, откуда взялись эти фальшивые перстни?
— Я устал от твоих навязчивых идей.
— Это не навязчивая идея. Я попробовала продать эти перстни и в итоге меня ждала масса неприятностей. Я даже провела неделю в следственном изоляторе.
— Ладно. Твоими перстнями займемся в другой раз, а сейчас оставь меня в покое. Ты ведь видишь, я себя плохо чувствую.
— Ну и чёрт с тобой. От тебя сегодня действительно ничего не добьешься. — Она открыла дверь и направилась к лифту.
— Нина, скажи, а тебе со мной понравилось, — спросил я, надеясь в потоке комплиментов и восторгов быстро обнаружить элемент вранья. Враньё — это было единственное, доказывающее, что я ей ничем не обязан и, что у меня с ней ничего не было.
— Почти.
— Что значит «почти»?
— Значит, не считая твоей грубости и склонности к некоторым извращениям.
Я со злостью захлопнул дверь и тотчас почувствовал, что с её уходом на душе, а точнее в теле, стало легче.
Я вернулся на кухню и выпил две чашки растворимого кофе. Мой организм возвращался в нормальное русло. Блаженно расслабившись, я задумался, — с кем же я был на самом деле вчера: с Лидой или с Ниной? Далеко не сразу я понял, что для меня это не имеет никакого значения. И, вообще, нельзя зацикливаться на проблемах, порожденных собственной глупостью. Сбросив с себя бремя этой, а также всех остальных ненужных проблем реальной жизни, я самозабвенно закурил, предавшись абстрактным размышлениям. Абстрактное — это реальное, из которого мы выбросили всё ненужное и противное и потому абстрактные проблемы никогда не вызывают отвращения. На этот раз я сформулировал следующую абстрактную проблему: «Реальны ли реальности прошлого, если в настоящем мы даже сомневаемся в их реальности?»
Когда что-нибудь удачно сформулируешь словами, непременно хочется поговорить с умным человеком. Ленка — вот кто мне был нужен в тот момент. Я взял в руку телефонную трубку:
— Елена Николаевна! — Не официально, а торжественно и уважительно я обратился к ней.
— Извини, дорогой. Прорвало батарею и сейчас я не могу разговаривать.
После этой фразы весь космос с его мировой гармонией зазвучал мощными аккордами телефонных гудков.
«Какими же кретинами считают мужчин умные женщины?» — подумал я и вновь закурил. На этот раз я задумался о конкретных вещах, в том числе и о том, как Ленка в следующий раз объяснит, почему у нее прорвало батарею в жаркий июльский день. Но ведь объяснит. Она же умная женщина.
* * *
То ли оттого, что выходящие на запад окна в моей квартире, создают зной и духоту, не позволяющие ночью заснуть, то ли от выпитого накануне, истинной причины головной боли я не помню. Я помню только её доподлинный факт и потребность в лечении, которое я свёл к горизонтальному положению, принятому в тенистых кустах рядом с прудами и «подключению» с помощью длинного кембрика к трехлитровому термосу, вместившему пакет мандаринового сока, бутылку «Мартини», пару стаканов джина и три горсти ледяных кубиков.
Вряд ли йоги, выходящие из нирваны, испытывают то же самое. Я же, когда замирают последние аккорды космической полифонии головной боли и окончательно стихает барабанная дробь в висках, ощущаю многогранность воздействия прекрасного мира чувственных реальностей, где шелест листвы ласкает слух, а изнуренное жарой тело поглощает прохладу летнего ветра. «Вода есть жизнь», — эта бесспорная для жителей пустынь истина по-новому открывалась для меня с каждым глотком живительной влаги, поступавшей из термоса. Смятение мыслей и чувств вместе с физической немощью отступали перед новым приливом сил и бодрости. Вернувшаяся ясность мышления соседствовала с её необычайной лёгкостью. Набросившись на ни в чём неповинный блокнот, я начал писать очередную главу незаконченной, точнее заброшенной повести. Имело ли описанное в тот момент хоть какое-то отношение к той повести, я не знал, потому что при мне не было рукописи предыдущих глав. Повесть основывалась на воспоминаниях и поэтому, приходилось оживлять в памяти не только написанное, но и то, что происходило на самом деле. Поскольку изложенное словами упрощало и приукрашивало реальное, то я окончательно запутался: ведь сочиненное в прошлом такое же прошлое, как и реально произошедшие события. Что же, в самом деле, открывает завесу прошлого: память или фантазия? Конечно, я никогда не верил в то, что мы вспоминаем будущее, но в том, что мы сочиняем прошлое, я никогда не сомневался.
Читать дальше