Иоанна Хмелевская - Жизнь (не) вполне спокойная

Всего бабушка родила четверых детей, трех дочерей и одного сына, который умер во младенчестве.

Три дочери — это моя мама и две тетки, Люцина и Тереса. Они доставляли матери массу огорчений и хлопот, просто говоря, отравляли жизнь. Например, один раз, возвращаясь домой, бабушка застала старшую дочку, сидящую на подоконнике. Та свесила ножки наружу, а окно-то находилось на пятом этаже. Даже через пятьдесят лет, рассказывая мне об этом, бабушка бледнела от ужаса.

В соседнем доме жил печник, который прославился полной и безоговорочной победой над своей тещей. Как-то, вернувшись домой в тяжелом подпитии, что, несомненно, придало ему куражу, он грозно рявкнул: «Кто в доме хозяин, теща или я?!», после чего разметал по кирпичику собственную печь. Вскоре после этого события три сестры пошли в кино и вернулись страшно поздно. Бабушка с дедушкой уже легли спать. Бабушке, видимо, не хотелось вставать с постели, поэтому устроить разнос дочерям, сидевшим на кухне, бабушка выпихнула дедушку. Дедушка начал воспитывать воплем.

— Кто здесь хозяин, вы или я?

— Папочка, только печку не ломай, пожалуйста! — взмолилась побледневшая Люцина.

Дедушка позорно сбежал в спальню, а проступок так и остался безнаказанным.

На лето наша семья выезжала или в Тончу, или в Волю Шидловецкую. В Воле Шидловецкой жил себе пес по кличке Шнапик. Больше всех на свете он любил моего дедушку, который в субботу приезжал из Варшавы на выходные к семье. Непонятно как пёс чувствовал приближение субботы, знал время прибытия поезда и неизменно ждал на перроне.

Шнапик был сверхъестественно умен и демонстрировал это самыми разными способами. Как-то раз занятая домашними делами бабушка услышала во дворе страшный куриный переполох. Она выскочила на улицу, и как раз в этот момент в гуще птичей куче-малы появился Шнапик.

На земле валялись несколько яиц, а Шнапик держал в пасти еще одно. Он аккуратненько добавил яйцо к общей кучке, обежал ее вокруг, разгоняя птиц, и куда-то умчался. Раз-два — и он опять возвращается с очередным яйцом в зубах. Бабушка сначала остолбенела, а потом в ее сердце расцвела горячая благодарность собаке, ведь она уже пару недель беспокоилась, что куры стали так плохо нестись. Оказалось, что неслись они во ржи, а Шнапик это обнаружил.

Семейные легенды излагались по-разному, причем не всегда четко и последовательно. Например, я так и не сумела докопаться, где же на самом деле находилась деревня с «володухом» — около Воли Шидловецкой или около Тончи? Ясно одно, что в этой деревне жила баба, прославившаяся своим скупердяйством на три волости, а то и дальше.

Как-то раз ксендз ходил по домам святить приготовленную на Пасху снедь. Ксендза, известное дело, надо принять и угостить достойно, не абы как. Баба из последних сил переборола себя, сделала широкий жест и устроила прием, то бишь сварила ксендзу яичко всмятку. Ксендз уселся за стол, а все живое в хате — дети и животные, чуть ли не на голову ему полезли, потому что такого деликатеса в этом доме до сей поры никто не видывал. Баба рассердилась на толкотню в избе и в гневе завопила:

— Собаки — во двор! Дети — под стол! Батюшка не володух, сам целое яйцо не съест, ежели что оставит, я вам отдам!

Вот с этого случае и возник этот «володух», который навеки укоренился в моей семье. Известно о нем лишь то, что «володух» этот самый — прорва обжорливая.

Все три дочки моей бабушки окончили школу. Правда, перед экзаменами на аттестат зрелости у моей матери вдруг развился невроз (в глубине души мне кажется, что ей просто зубрежка надоела). Невроз выражался в чудовищных головных болях, матушку оставили в покое и освободили от последнего экзамена. Головные боли тут же как рукой сняло, и она устроилась на работу в какое-то учреждение секретаршей директора.

Тереса нормально сдала на аттестат зрелости, по-моему, даже окончила какие-то курсы, во всяком случае, она тоже пошла работать. Люцина поступила в университет на полонистику, [1] Полонистика — гуманитарная дисциплина, изучающая языки, литературу и культуру народов Польши. а потом посвятила себя культуре, искусству и журналистике.

Потом они дружно принялись выходить замуж, и первой была моя мать.

Вторая половина семьи, которая «по мечу», [2] В Польше родство по мужской линии очень образно называется «по мечу», а по женской — «по кудели». (Примеч. переводчика). естественно, тоже существовала. Годами я слышала рассказы о том, как прадедушка прибыл из Германии, по-польски не понимал, и очень уж я терзалось этой принадлежностью к немчуре, что подтверждалось девичьими фамилиями бабок и прабабок. Бекер, Кох, Шварц говорили сами за себя.