Иоанна Хмелевская - Кровавая месть

А источник дурости находился в её добром сердце.

Особых неприятностей оно Майке не доставляло, вот только деньги регулярно отнимало, а работы подбрасывало. Просто она никому не могла отказать, когда просили взаймы, и ни за что не могла об одолженных деньгах напомнить, в связи с чем возвращали ей один долг из ста, а то и из двухсот. И такие должники являли собой редкое исключение. Все прочие, испытывая огромное облегчение, что не надо помнить ни о каких сроках возврата, тут же с превеликой радостью о прежних займах забывали и брали новые, а Майке просто физически не удавалось выдавить из себя хоть словечко об ещё не отданных деньгах.

Она решительно предпочитала взять новую халтуру и засесть за работу.

Спасало её только временное безденежье, так как говорить «нет» не умела, хоть ты тресни. Майкино сердце просто разрывалось от одной мысли, как она откажет, как не поможет человеку в беде, не облегчит его положение, а что ещё хуже — обидит отказом. Конечно, законченной кретинкой она не была и где-то в глубине души понимала, что зачастую её дурят, используют и даже не собираются возвращать долги, а, по сути, наживаются на её добросердечности. Но Майка упорно гнала от себя такие мысли и всеми силами подавляла нехорошие подозрения, а как иначе? Не доверять человеку? Дать ему понять, а то и прямо сказать, что он врёт, как последняя свинья? Разве можно так обижать людей! Это же унижение и оскорбление достоинства!

Нет, ни на что подобное Майка не была способна.

Она предпочитала верить в человеческую честность, правдивость и порядочность, если уж не в благородство. Так её с детства учили, такие представления она сама в себе воспитала, с тем жила и не собиралась со своими жизненными принципами расставаться. Говорила правду, не делала никому гадостей и ни за какие коврижки не согласилась бы никого подставлять.

Во всём остальном Майка была вполне нормальной.

По удивительному стечению обстоятельств она и замуж-то вышла за человека, не столько обладающего подобными чертами характера, сколько имеющего подобные предпочтения. Доминик обыкновенно говорил правду, терпеть не мог вранья и определённо намеревался прожить жизнь порядочным человеком. Ему и в голову не приходило, а скажи кто, так жутко бы обиделся, что всё это у него от лени, поскольку всевозможные махинации требуют немалых усилий, изворотливости и вообще большого расхода энергии, а ему меньше всего хотелось напрягаться. Он даже любил работать, но только когда занятие ему нравилось и в данный момент отвечало его вкусам. В другой момент могло и не ответить, и тогда он отлынивал от работы, как только мог, предпочитая удрать подальше и забиться в щёлку, а если отбояриться не получалось, то страшно злился и дулся на всех и вся. Сочетание дутья со злостью делало его похожим на этакий смерч, только смерч всё тянет вверх, а Доминика пригибал к земле.

Майке это особо не мешало, поскольку любила она свой суженый гнетущий смерч больше всего на свете, опять же характер у неё был лёгкий, недостатки супруга знала наперечёт и умела переждать тяжёлые минуты, а ещё лучше перевести стрелки. Чаще всего она просто делала за мужа отвергнутую им с презрением работу, если та была необходима и не превышала её физических и умственных способностей.

Доминик тоже любил Майку больше всего на свете. И прежде всего потому, что с ней можно было не напрягаться. От него не требовалось возвращаться домой вовремя, покупать продукты, придумывать и устраивать разные развлекательные мероприятия, ходить в гости и принимать у себя, чего он терпеть не мог, а также прилично зарабатывать. Проще говоря, не требовалось красть. В итоге с учётом принципа абсолютной добровольности, как мужчина работающий, он делал очень даже много, исключая, понятно, кражи.

Будучи жаворонком, Доминик готовил детям завтрак с превеликим удовольствием, равно как и устраивал постирушки при помощи стиральной машины, приводил ванную в идеальный порядок, причём не только после себя, но и после жены и детей, а посуду мыл, можно сказать, машинально и без малейших возражений. Так его мама научила, что и вошло в привычку. Он обожал мыть окна, правда, только под настроение, а настроение случалось иногда и перед Пасхой. Прекрасно умел заваривать чай и жарить яичницу, а также обожал механические средства передвижения, особенно мотоциклы.

А вот зарабатывание денег ненавидел.

Танцевал он здорово, хотя этого занятия не любил. В бридж играл отлично, но на деньги — никогда, даже если ставки были грошовые. Слух Доминик имел абсолютный и голос вполне приличный, но пел неохотно, оперу вкупе с опереттой, театром, кино и прочими такого рода развлечениями не переваривал. Категорически не переносил он и никакого алкоголя, не питал склонности что бы то ни было мастерить по дому и с отвращением относился к женской декоративной косметике, поскольку презирал всякую искусственность и украшательство. Спорт был ему совершенно чужд.