В таком состоянии призывов справедливости я никого и ничего не боюсь. Папа говорит, что редко били. Как бы то ни было, я подлетела к своей двери, довольно скоро вставила ключ в замок и, думая только о том, куда запихнула пакет с лампочками, вошла. Сквозь матовое зеленое стекло комнатной двери пробивался вожделенный свет. Секунду я испытывала удовлетворение вырвавшегося из кромешной тьмы человека, а потом резко и твердо себя образумила: «Прекрати ухмыляться, кретинка. Когда ты уходила, специально проверила, все ли светильники выключены. А вот дверь была открыта, чтобы котенок мог воспользоваться своим туалетом в прихожей. У тебя незваный посетитель. И он не торопится тебе навстречу с извинениями за вероломное вторжение». И тут я неожиданно вспомнила навязчиво повторяемый Измайловым вопрос о странном в квартире Виктора. И чью-то попытку проникнуть в квартиру Верки или Славы. И непонятно как оказавшийся у Виктора мой фужер. И Славу, зачем-то старающегося меня оболгать…
Мне стало страшно. Только что беспокоилась о соседских детях и не трусила. Стоило неведомой опасности замкнуться на мне, как я моментально затряслась. Но трясясь, я пятилась, пока не оказалась на лестничной площадке. Я беззвучно заперла дверь на ключ. И, озираясь, будто могла хоть что-нибудь рассмотреть, начала пробираться к Измайлову.
У Измайлова все еще сидел Юрьев. С ночевкой он пришел, что ли?
— Вы тут чаи распиваете, господа милиционеры, а во всем подъезде злодеи лампочки повыкручивали.
Оказалось, что они не намерены принимать моих претензий. Из квартиры Виктора они спустились в два часа. Потом Борис куда-то сгонял по поручению Измайлова, но вернулся засветло.
— Борис, будь добр, достань стремянку из кладовки и возьми там же на полке пару лампочек. Вверни их на этом этаже и на третьем. Полина плохо совместима даже с освещенными лестницами. А уж с темными…
Пока Юрьев иллюминировал предполагаемый участок моего восхождения, я рассказала Измайлову о неудачной попытке зайти домой. Впервые, выслушав то, что обычно считалось моими бреднями, он встревожился. Славно потрудившегося Бориса полковник информировал в душных недрах кладовой, куда лейтенант дисциплинированно возвращал стремянку. Я разобрала часть последней фразы:
— …торшер запросто, но кота без удобств оставить не в ее духе.
Ого, он уже немного во мне разбирался.
— Полина, дай Борису ключи, — успокаивающе попросил Измайлов.
— Пожалуйста, но я с ним не пойду ни за что.
— Да он не насильник, он еще только учится.
Юрьев взял ключи, Измайлов проводил его в прихожую. Они шушукались минут пять. Наконец Измайлов навестил меня в комнате и пообещал, что скоро все выяснится. Настенные часы мерно превратили «скоро» в «не слишком». Измайлов как-то потешно, если принять во внимание костыли, подобрался, напружинился и встал. И тогда незахлопнутая входная дверь со стуком отворилась, и я услышала голос. По законам революционного уплотнения он вселил в мою буржуйскую сущность стеснившую ее уверенность в том, что этого фокуса Борис Юрьев мне никогда не простит.
— Измайлов, это моя мама, единственный человек, владеющий дубликатом. Я о ней не подумала.
— Незавидная участь почти всех матерей, — задумчиво протянул он. — Теперь держись, даже я тебя отбить буду не в состоянии.
— Виктор Николаевич, она милицию вызвала, — пожаловался Юрьев, возникая на пороге под конвоем изумительно выглядящей, тоненькой и разъяренной мамули.
— Где моя дочь, мерзавец? У какого соседа? — допрашивала мама спину Бориса, еще не видя искомого.
— Мам, я здесь, все в порядке, — крикнула я.
Мама неожиданным рывком отстранила Юрьева и ворвалась в парадную залу Измайлова.
— Добрый вечер. Я — сосед.
Неловко говорить такое про бесстрашного полковника, но он проблеял свою реплику, как предназначенный на заклание разборчивым зажравшимся богам ягненок.
— Жаль, что вам уже переломали ноги, — проворковала мама и пристально оглядела Измайлова, будто выбирая, что еще в его организме можно порушить.
— Извините, я отменю наряду лишние хлопоты, — справился с шоком Измайлов и взялся за телефон.
— Мама, зачем ты скрутила лейтенанта? — понимая, что резвлюсь последний раз в жизни, спросила я.
— Но он пытался проделать это со мной. Не волнуйся, я еще не выжила из ума окончательно и знаю, что он виртуозно играл в поддавки. Иначе вряд ли бы его остановила ваза.
Читать дальше