Маша Стрельцова - Помело для лысой красавицы

— А чего же вы боитесь? Только не говорите что совесть замучила.

— Да про вас тут всякое говорят, — честно признался Саня.

— А, что я ведьма? — буднично сказала я. — Так я и правда собираюсь на вас импотенцию наслать. Я думаю, это справедливо — за мою прогулку по такой погоде в одном свитерке. Меня там, кстати, еще и били.

У парней в глазах одновременно мелькнул неприкрытый ужас, они переглянулись и Саня, схватив мою руку, страстно заговорил:

— Не губите, Магдалина Константиновна, все для вас сделаем, клянемся!

Я подумала и царственно кивнула.

— Хорошо. Если вы понадобитесь, я вам скажу. И папеньку ко мне пропускать без проблем — в любом виде.

У парней снова синхронно мелькнуло на лицах — теперь уже облегчение, они начали меня горячо благодарить, но я невежливо закрыла дверь. После чего сходила на кухню, залила кипяточком Колдрекс и выпила его для профилактики — не дай бог простужусь. Подумала об этом — и смешно стало. Все равно скоро помирать.

Последнее что я перед сном сделала — это взяла остатки отвара и поставила его на прикроватную тумбочку. Помирать мне решительно не хотелось.

Снилась мне какая-то хрень, честное слово. Словно я — я! — танцую самбу на широкой, высокой тумбе, разодетая в невероятный костюм — крохотные трусики и корону на голове из гигантских разноцветных перьев — и все! — а у подножия бурлит поток людей. Причем таких тумб полно, и на них на всех девицы интересного вида, прям как и я. Немножко посоображав, я успокоилась. Карнавал в Рио, подумаешь! Около подножия моей тумбы стояла группка итальянцев, изо всех сил выражающая свои восторги. Мною, между прочим. Горячая южная кровь, что поделаешь. Я им благосклонно улыбалась, сама же мучительно припоминала — не входит ли, упаси Боже, в обязанности танцовщиц и оказание секс-услуг желающим? Это было бы досадно. Итальянцы были не в моем вкусе.

А они тянули руки ко мне, швыряли монетки, а один исхитрился дотянуться до моей ноги. Тогда — то я его и заметила. На фоне темной мужской руки, обхватившей мою лодыжку, странно сиял матовым светом белый камень.

«Господи», — поразилась я, стряхивая руку и хорошенечко припечатав ее острым каблучком. Конечно же, я сбилась с ритма. Тут же на сцену вскочила другая девушка, и помахала мне ручкой, мол, освобождай место. На руке ее белой искоркой мелькнул проклятый камень. Я спустилась вниз, в толпу, почему-то уже в нормальной одежде, — и тут же бесцеремонно схватила за руку первую попавшуюся тетку. И на ее руке красовался перстень Клеопатры.

Какие-то мужчины хватали меня за руки, приглашали куда-то, и у каждого на руке тускло мерцало серебряное колечко с лунным камнем. А я ходила в толпе и рассматривала руки людей. Подобные кольца были практически на всех.

Что за глюк? — ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.

А еще через минуту меня осенило.

Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора — черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.

— Алло, — услышала я заспанный голос.

— Дядя Моня! — обрадовалась я. — Простите ради бога, что среди ночи разбудила, только это и правда очень важно.

— Що случилось, детка? — спросил дядя Моня.

— Дядя Моня, миленький, можно я к вам приеду и все объясню? — взмолилась я.

— Таки до утра я думаю, дотерпит, — рассудительно сказал дядя Моня.

— Не дотерпит! — взвыла я. У меня и так времени — кот наплакал.

— Приезжай, — вздохнул он.

— Дядечка Моня, я тебя обожаю! — обрадовалась я и положила трубку. Потом быстренько натянула джинсы, свитер, схватила со стола Оксанины бумажки и ринулась из квартиры вниз, в гараж.

Дядя Моня, по документам Соломон Яковлевич Базилевич, был давним материным поклонником. Видимо потому что мать его больше пяти минут вынести не могла, и дядя Моня вследствие этого не сумел ознакомиться со всеми прелестями материного вредного характера. Наивный еврей даже на старости лет не очухался от юношеского увлечения, и не понял, как ему в этой жизни повезло. Даже то что его счастливый соперник из преуспевающего инженера стал горьким пьяницей ни о чем ему не сказало. Может я и ведьма по профессии, но вот моя маменька — ведьма по жизни. Со временем дядя Моня, понятно женился, у него уж внуки, однако к матери он до сих пор относится нежно. Так что у меня были основания полагать, что мне, дочери его вечной любви, дядя Моня не откажет.