Пока я, дрожа под ливнем от холода, смотрел на Фрица, Крамли с руганью вылез из машины. Мы стояли среди обширного похоронного поля, с открытыми железными воротами и открытой дверью склепа; дождь грозил вымыть из земли гробы. Я закрыл глаза и выпил водку.
– Готов, нет ли, – произнес я. – Пора.
– Проклятье, – буркнул Крамли.
Ночь была темная, грозовая.
Боже, подумал я, опять?
Топот. Крик. Молния, гром, ночь, несколько суток тому.
И вот, боже, все повторяется!
Хляби небесные разверзлись, дождь стоял во тьме стеной, рядом со мной была холодная гробница, а там, глубоко во мраке, – кто-то безумный, а может быть, и мертвый.
Стоп, сказал я себе.
Прикосновение.
Скрипнули внешние ворота. Взвизгнула внутренняя дверь.
Мы стояли в дверном проеме мраморной гробницы; солнце скрылось безвозвратно, дождь зарядил навечно.
Было темно, только мерцали на дверном сквозняке три голубые вотивные свечечки [124].
Мы глядели на саркофаг, расположенный справа внизу.
На нем значилось имя Холли. Но крышка отсутствовала и внутри было пусто, если не считать слоя пыли.
Мы посмотрели на следующую по высоте полку.
Снаружи, под дождем, сверкнула молния. Заворчал гром.
На следующей полке было высечено в мраморе имя Молли. Но и в этом саркофаге зияло пустое нутро.
Дверь у нас за спиной заливало дождем, а мы тем временем перевели взгляд на верхнюю и соседнюю с ней полки с мраморными вместилищами. Увидели имена Эмили и Полли. Один саркофаг точно был пуст. Дрожа всем телом, я потянулся к верхнему саркофагу. Мои пальцы не нащупали ничего, кроме воздуха.
Холли, Полли, Молли и Эмили, но вспышки молнии не явили нам ни одного тела, никаких останков.
Глядя вверх, на последнее вместилище, я встал на цыпочки, но тут где-то вдалеке раздался чуть слышный вздох и вроде бы плач.
Я отдернул руку и посмотрел на Крамли. Он поднял глаза на последний саркофаг и наконец произнес:
– Все в твоих руках, стажер.
Наверху, во мраке, кто-то еще раз вздохнул и замолк.
– Ну ладно, – сказал Крамли, – все на выход.
Все отступили наружу, под шелестящий дождь. Крамли оглянулся в дверях на свое безумное чадо, протянул мне фонарик, кивнул на прощанье и скрылся.
Я остался один.
Отступил. Уронил фонарик. Ноги подо мной подламывались. Чтобы его нашарить, понадобилась целая вечность; сердце колотилось в унисон с трясущимся лучом.
– Ты, – прошептал я, – там.
Господи, что значили эти слова?
– Это я, – сказал я тихо.
Повторил громче.
– Я тебя искал.
– Да? – пробормотала тень.
Дождь за спиной падал сплошной завесой. Мерцали молнии. Но гром по-прежнему молчал.
– Констанция, – обратился я наконец к темному силуэту на высокой полке, окутанной тенями дождя. – Послушай.
Я назвался.
Молчание.
Я снова заговорил.
О господи, подумал я, она и в самом деле мертва!
Хватит, черт возьми! Выходи! Едва заметный поворот, пожатие плеч – но свершилось. Тень с безличным лицом оживилась – всего лишь быстрей задышала.
Я ее не слышал, а скорее чувствовал.
– Что? – с придыханием шепнула она.
Я воспрянул духом, радуясь всякому признаку жизни, всякому ее биению.
– Меня зовут… – Я повторил свое имя.
– О, – пробормотал кто-то.
Это заставило меня шевелиться быстрей. Я отклонился от дождя, навстречу холодному воздуху гробницы.
– Я пришел тебя спасти, – прошептал я.
– Да?
Это была всего лишь комариная пляска в воздухе, неслышная, нет, не здесь. Разве покойница может говорить?
– Хорошо, – прозвучал шепот. – Ночь?
– Не спи! – крикнул я. – А то не вернешься! Не умирай.
– Почему?
– Потому. Потому что. Я так говорю.
– Говори. – Вздох.
Господи, подумал я, говори что-нибудь!
– Говори! – произнесла бесплотная тень.
– Выходи! – пробормотал я. – Это место не для тебя!
– Нет. – Легчайший шелест.
– Да!
– Для меня, – дохнула тень.
– Я помогу тебе выбраться.
– Откуда? – спросила тень. И, в паническом страхе: – Их нет! Они исчезли!
– Они?
– Исчезли? Они должны были исчезнуть! Исчезли?
Наконец в темную землю воткнулась молния, в гробницу стукнул гром. Я повернулся, глядя на каменные луга, холмы из блестящих плит, с которых струи дождя смывали имена. Плиты и камни зажглись от небесных огней и сделались именами на зеркальном стекле, фотографиями на стенах, записями на бумаге, но вот имена и даты на стекле поплыли, снимки посыпались со стен, в проекторе заскользила пленка, на серебристом экране внизу, в десяти тысячах миль отсюда, заплясали лица. Фотографии, зеркала, пленки. Пленки, зеркала, фотографии. Имена, даты, имена.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу