Эйс Аткинс - По закону плохих парней

Дверь одного трейлера открылась. Из нее, шаркая ногами, вышел старик, помочился и прошел в другой трейлер, захлопнув за собой дверь. Из покосившегося сарая появилась девчонка лет четырнадцати, в желтом свитере не по размеру и шортах. Она держала в руках портативный компьютер.

Девочка выкурила и затушила сигарету, перед тем как направиться по длинной тропе к другому трейлеру возле импровизированной парковки, где стояли подержанный черный «камаро», голубой «мицубиси» и красный «эль-камино» отца Говри. Ассорти из побитых грузовиков и изящных спортивных легковых автомобилей.

Квин снова проверил время, не из необходимости, но по привычке, выработанной военной подготовкой. Учету всегда подлежат также численный состав, активность, расположение, обмундирование, характер местности, вооружение, оснащение.

Четверо мужчин вышли из трейлера. Все с бритой головой. Двое были одеты в куртки из камуфляжной ткани, еще один носил шерстяной свитер, а последний – футболку-безрукавку. Это были те самые парни, которые хотели угнать скот его дяди для Джонни Стэга. Они не были вооружены, но Квин понимал, что оружие могло храниться в трейлерах или сарае.

Парни направились к дымящейся бочке для мусора и добавили в нее несколько случайно попавшихся веток и обломков древесины. Один из них, костлявый тип, тот, что сцепился с Квином на ферме, держал в руке самокрутку с марихуаной. Он докурил ее и выбросил. У него были черные глаза и впалые щеки.

Квин простоял там целый час, пока не взошло солнце. Под его лучами все сначала стало синевато-серым, а затем ярко-фиолетовым. Из трейлеров вышли другие мужчины и женщины. Они направились в сарай, чтобы с едой на бумажных тарелках вернуться в свои обогреваемые домики.

Он насчитал восемнадцать человек. Одиннадцать мужчин и семь женщин.

Квин поймал парней в оптический прицел ружья, представляя меткие выстрелы в каждую из голов величиной с обеденную тарелку. И он пожалел об отсутствии у него карабина М-4 и нескольких гранат отвлекающего действия и боевых гранат. Но и охотничье ружье подойдет, подумал он. Проблему представляла перезарядка, но если ситуация осложнится, у него есть четыре обоймы патронов для револьвера 45-го калибра.

Квин перемещал прицел с одного мужчины на другого, когда увидел, как из самого дальнего трейлера у холма выходит Говри и присоединяется к компании. Квин стал целиться в новую мишень, словно ожидал получить за это большую сумму в долларах в качестве приза.

Говри вырвал самокрутку с марихуаной у одного из парней и направился к дренажной канаве, где расстегнул брюки и стал мочиться. Он стоял в грязных резиновых сапогах, спустив брюки до колен. На плечах его росли густые черные волосы, на голой спине красовались многочисленные тюремные татуировки.

Говри был крупной мишенью в прицеле Квина. Его бритая голова, лысеющая на макушке, представляла собой неподвижный центр для ружья 308-го калибра, которое могло пробить в его черепе дырку размером с теннисный мячик. Квин мог уложить Говри раньше, чем его парни сообразили бы, что случилось. Затем забрать девчонку с Люком, помчаться по дороге, и концы в воду.

Кто станет жалеть об этом сукином сыне?

Квин прислушивался, отыскивая признаки присутствия девушки или Люка, запоминал обитателей лагеря, их передвижение, тех, кто имел с собой оружие и какое. Он установил прицел. В перекрестье его взад и вперед двигался Говри. Мишень – его переносица.

Квин сделал глубокий вдох. Ощущая спусковой крючок под пальцем, он вспоминал дядю Хэмпа, срезающего бамбук, чтобы сделать удочку, вспоминал, как тот обучал его в детстве водить грузовик. Квин представлял себе, как дядя бредет на закате по просеке среди бесконечного лесного массива в поисках десятилетнего Квина, когда тот уже решил, что остался один на планете. Дядя Хэмп встретил его тогда с улыбкой и повел в столовую Филлина, чтобы накормить чизбургерами и мороженым.

Дядя никогда не переставал заботиться о Квине.

Говри, с наколками на спине и плечах, выглядел вожаком дикарей. В нем чувствовались необузданность и сила. Он глубоко затягивался дымом, не ощущая холода голой грудью.

Квин кончиком пальца касался спускового крючка. Дышал ровно и легко.

Потом он опустил ружье. Его смущала легкость выстрела.

И тут он услышал крик девушки.

Боль была невыносимой. Каждый раз, когда Лена хотела подняться, врач укладывал ее, говоря, что так будет лучше для младенца. Она не могла подняться и покинуть эту грязную комнату, уйти в холодную тьму. Боль держалась, потом останавливалась и начиналась снова. Она не прекращалась и не давала надежды на облегчение. Ее за руку держала одна из женщин Говри – девушка с большой грудью и волосами, представляющими цветовую палитру, которая была ненамного старше Лены. Врач позвал еще одну девушку держать другую руку Лены. Обе они хихикали, как шизанутые, но держали ее крепко, когда она выгибалась и говорила, что хочет вырваться отсюда, будет ребенок или нет.