Марджери Эллингем - Спрячь меня (сборник)

– Мирабо, – подсказала она. – Он настоящий художник. Дитте, его парикмахерша, сделала мне прическу. Да, задумка просто отличная, и исполнение тоже на самом высоком уровне. Это все Ламинов. Он был метрдотелем в «Золотой груше». Бьёрнсон взял его, когда отель рухнул. Он просто чудо, да и его супруга очень неглупа. А Ламинов настоял, чтобы летное поле сделали частным. Алан Делл все устроил.

– Делл тоже этим занимается?

– Конечно. Все клубные самолеты принадлежат компании «Аландел», и летают только его пилоты. Он работает где-то в миле от отеля, на другом берегу. И он очень заинтересован в этом предприятии. Там они с Вэл и познакомились.

– Вот как.

Мистер Кэмпион моргнул.

– Уровень организации, конечно, просто потрясает. А кому первому пришла в голову эта гениальная идея? Кого осенило посреди ночи?

Тетя Марта замялась.

– Это… Ферди Пол. Не говори, что ты знаешь. Это секрет.

Она сжала губы и опустила взгляд.

– Ты вообще знаком с Полом?

– Нет. Я думал, он работает в театре. Он же продюсер?

– Он очень умный, – сказала леди Папендейк. – Он создал Джорджию Уэллс, и он сдает землю театрам «Соверен» и «Авантюра». Кроме того, ему принадлежит клуб «Вишневый сад» и половина ресторана «Тюльпан».

Кэмпион рассмеялся.

– И это все, что вы о нем знаете?

Она скорчила гримасу.

– Не так уж и много, верно? В конце концов, мы же не из денег сделаны. Вот и они. Пойдем вниз.

Она кивком отослала пажа, который только что вошел в комнату и не успел даже рта раскрыть.

– А теперь, – непринужденно произнесла тетя Марта, – посмотрим, что могут сотворить с женщиной великолепные платья. Одно из них прекрасно настолько, что я разрыдалась, когда увидела его, а Рекс, бедняжечка, чуть не упал в обморок.

Не в силах придумать достойный ответ, мистер Кэмпион промолчал и покорно двинулся вслед за ней вниз по главной лестнице.

Мистер Кэмпион не любил устраивать шоу из своего появления. В ранней юности он в совершенстве овладел нелегким искусством незаметно появляться в комнате и покидать ее, не прибегая при этом к защитной надменности и позорным попыткам слиться со стеной, поэтому в гостиную дома Папендейков он вошел, держась так, словно шел в свите великого воина, что в действительности было правдой.

Леди Папендейк на работе сильно отличалась от тети Марты в кабинете Вэл. Она, казалось, вырастала на добрых пару дюймов и двигалась подобно военному кораблю, что так же сильно отличалось от обычной походки, как гусиный шаг, – только с противоположным знаком. Мистеру Кэмпиону, шагающему следом, чудилось, будто их сопровождает бравурный марш. Ощущение было странное.

Гостиную оформили в золотистых оттенках. Вэл придерживалась убеждения, что настоящая изысканность – это к месту использованная вульгарность, и неукоснительно следовала этому принципу.

Комната была обставлена с размахом. В длинном узком помещении было семь высоких окон, которые выходили на каменную террасу, украшенную бронзовыми скульптурами. Обстановка могла бы создавать ощущение театральности, но, чтобы избежать этого, стены, пол и мебель покрасили в ровный бледно-золотистый оттенок, благодаря чему комната выглядела своеобразно, но не претенциозно.

Практическим достоинством выбранной цветовой гаммы – в действительности именно это заставило двух дам принять окончательное решение, о чем они обе успели искренне позабыть, – было то, что теплый металлический оттенок являлся необычайно выигрышным фоном для нарядов из тонкого шелка или дорогой шерсти. Однажды, забывшись, тетя Марта сказала:

– Золото всегда успокаивает, особенно если нет необходимости обращать на него внимание.

Итак, мистер Кэмпион прошагал по золотому ковру и подошел к оживленной группе людей, чьи силуэты необыкновенно отчетливо выделялись на фоне бледно-золотой стены. Сначала он увидел чье-то смуглое лицо, потом бледное, потом – откуда-то взявшегося мальчика, а потом увидел Джорджию Уэллс – и больше уже не видел ничего.

Она была выше, чем ему казалось из зрительного зала, и как-то грубее, но все так же обаятельна. Внешность женщины состояла из ярких красок, словно сама природа задумала ее плакатом, а не карандашным наброском.

Большие серые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, на фоне бледной кожи казались более темными, а ржавые крапинки в серых радужках – больше и ярче, чем у других людей. У нее было живое и умное лицо и такой искренний взгляд, что казалось, будто вы с ней уже давно знакомы.