Марджери Эллингем - Спрячь меня (сборник)

Накануне, спустя несколько месяцев после расследования, он приехал в маленькую усадьбу в Кенте, где юный Портленд-Смит в возрасте девяти лет провел летние каникулы. Последние десять лет старый дом был заброшен и совсем обветшал, а сад зарос бурьяном, словно в сказке про Cпящую красавицу. Там, где кусты расступались, образуя своего рода пещерку, что было мечтой любого девятилетнего мальчугана, Кэмпион обнаружил тридцативосьмилетнего Портленд-Смита – или, вернее, то, что осталось от него три года спустя. Скелет лежал на ворохе сухих листьев, подложив левую руку под голову и подтянув колени к груди.

Кабинет Вэл был одной из достопримечательностей дома Папендейков на Парк-лейн. Продумывая его дизайн, Рейнард, руководивший переделкой особняка, всецело отдался одному из своих знаменитых «творческих порывов», и когда Колин Гринлиф сфотографировал эту белую кованую клетку, висящую под центральным куполом над колодцеобразным лестничным пролетом, снимки облетели все самые престижные журналы того времени.

Несмотря на причудливый дизайн, комната, к всеобщему удовлетворению, оказалась неожиданно удобной: стеклянные стены открывали вид на открытую для посещения часть дома и два основных коридора, в которых обитали работницы, что позволяло леди Папендейк держать в поле зрения весь свой дом.

Хотя теоретически это был кабинет Вэл и там стоял ее письменный стол, тетя Марта проводила там бóльшую часть дня – «сидела в своей паутине», как высказался однажды Рекс в припадке дурного настроения, «считая себя королевой пчел, но напоминая паука».

Марта Лафранк прибыла в Лондон в те дни, когда викторианское благоденствие высвобождалось из сковывающих пут и набирало в грудь воздуха, готовясь к стремительному взлету акций и последующему их падению. Тогда она была цепкой, весьма предприимчивой француженкой, острой, как осколки стекла, и взрывоопасной, как эфир. Эволюцию ее довершил великий художник – Папендейк. Он взял ее словно отрез парчи и сотворил нечто уникальное и удивительное.

– С ним я созрела, – сказала она как-то с не вполне галльской нежностью. – Мой grand seigneur [1] .

Теперь, в шестьдесят лет, это была маленькая смуглая женщина с черными шелковистыми волосами и некрасивым моложавым лицом. Любой наряд смотрелся на ней как произведение искусства. Когда мистер Кэмпион заглянул к ней после обеда, она сидела за своим письменным столиком и выводила абсолютно нечитаемые каракули какой-то нелепой ручкой. Гостя она приняла с искренней радостью, сверкнувшей в ее узких глазках.

– Мой маленький Альберт, – приветливо произнесла она. – Дорогой, какой костюм! Очень элегантно. Повернись-ка. Прекрасно! Эту часть мужского тела – спину от плеч до талии – всегда вспоминаешь с нежностью. Вэл все еще на крыше с этим механиком?

Кэмпион с улыбкой сел. Они дружили уже давно, и он (без малейшей неуважительности) всегда считал ее похожей на маленького тритона – такой она была прилизанной и юркой, с пронзительным взглядом и порывистыми движениями.

– Мне он понравился, – заметил он, – но я почувствовал себя лишним и ушел.

На мгновение пронзительный взгляд тети Марты задержался на паре манекенщиц, остановившихся поболтать в южном коридоре. Стеклянные стены кабинета не пропускали звуков и не позволяли судить, отвечало ли содержание разговора их виду, но едва одна из манекенщиц заметила маленькую фигурку, отчетливо видную за далекой стеной, как они тут же кинулись в разные стороны.

Леди Папендейк пожала плечами и записала на промокашке пару имен.

– Вэл в него влюбилась, – заметила она. – Он очень мужественный. Надеюсь, это у нее не просто физиологическая реакция. У нас здесь слишком много женщин. Не хватает телесности.

Кэмпион предпочел не вдаваться в подробности.

– Мне кажется, тетя Марта, что вы вообще недолюбливаете женщин.

– Дело не в любви, дорогой мой, – ответила она с поразившей его страстью в голосе. – Как можно недолюбливать половину человечества? Мне так надоели ваши молодежные рассуждения о полах – как будто они не имеют друг к другу никакого отношения. Надо говорить о человеке в целом! Мужчина – это силуэт, женщина – детали. Одно часто портит или красит другое. Но по отдельности они мало что из себя представляют. Не будь дурачком.

Она перевернула лист, на котором писала до того, и нарисовала маленький домик.

– Он тебе понравился? – спросила она внезапно, впившись в него цепким и неожиданно молодым взглядом.