Марджери Эллингем - Спрячь меня (сборник)

К несчастью, эта речь произвела на публику даже худшее впечатление, чем подлинное положение вещей. К тому моменту как благородный оратор сменил тему, все были убеждены, что сэра Рэймонда в стельку пьяным принесли на полицейских носилках, а сейчас он лежит без сознания на полу в парикмахерской. Пилот и штурман переглянулись и философски пожали плечами. Это были жилистые юноши с ясным и равнодушным взглядом, присущим новой, совершенно удивительной породе людей, выведенной то ли из воздуха, то ли исключительно для пребывания в воздухе. Главное, чтобы их груз не впадал в буйство, – остальное им было безразлично.

Любящая жена сэра Рэмиллиса, которая прекрасно чувствовала себя на почетном месте между министром и хозяином вечера, с подобающей кротостью отнеслась к выходке мужа, и обед проходил весьма удачно. Все были крайне любезны с единственным сомнительным элементом – скучающей, но подозрительной прессой.

Мистера Кэмпиона не было. Он обедал в одиночестве у пруда, скрываясь от взглядов знакомых, которых здесь оказалось больше, чем он рассчитывал. «Цезарев двор» процветал. Эра Гайоги переживала пору благоденствия.

Сейчас Рэмиллис спокойно отсыпался у себя, и Кэмпион временно оказался не у дел. Как это случается с профессионалами, выполняющими на досуге некую работу из дружеских соображений, он чувствовал, что находится в невыгодном положении. Дружба порой стесняет нас, а просьбы, апеллирующие к ней, часто бывают неразумными. Насколько Кэмпион понимал, все вокруг ожидали, что он предотвратит некий удар. Однако же, глядя на происходящее, он терялся в догадках: что стало причиной такого беспокойства? Средоточием всеобщей тревоги был Рэмиллис. Все, очевидно, ожидали, что он выкинет нечто шокирующее, или ужасное, или шокирующее и ужасное одновременно. Пока что, как казалось Кэмпиону, он вел себя подобно избалованному студенту с дурными наклонностями. Но ни Вэл, ни Гайоги нельзя было назвать нервными или неопытными. Кэмпион напомнил себе, что довольно плохо знает всех этих расфуфыренных, капризных людей. Все они были изрядными эксгибиционистами и посвящали массу времени выставлению себя в наилучшем свете, поэтому общение с ними напоминало поход в театр – к концу вечера все актеры кажутся тебе старыми знакомыми, но в глубине души ты понимаешь, что после десяти минут за кулисами они вновь станут теми же незнакомцами, что и прежде. Кэмпион решил прогуляться и взглянуть на пациента.

Отыскав спальню, он уже собирался постучать в дверь, как вдруг та сама приоткрылась дюймов на шесть. Продолжения, однако, не последовало. Кэмпион заколебался. Самостоятельно открывающаяся дверь – одно из самых обескураживающих явлений. В этот момент в щели показался глаз.

– Кэмпион.

– Да.

– Входите. Остальные еще едят? Ну что же вы, входите.

Высокий голос Рэмиллиса звучал не так пронзительно, как обычно, но в нем по-прежнему улавливались высокомерные ноты. Кэмпион вошел в комнату, свет в которую проникал только через щель между неплотно задернутыми занавесками. Дверь за ним закрылась. Темная фигура положила ему на плечо нетвердую руку.

– Я сейчас отнесу свои вещи в самолет, – сообщил Рэмиллис непривычно доверительным тоном. Он явно был возбужден. – Я мало с собой беру. Там все цепляются к весу, потому что у нас с собой будет куча запасного топлива. Мой слуга едет туда морем и поездом, как подобает христианину, а я не хочу, чтобы чертовы местные служки копались в моих вещах. Вполне естественно, правда же?

Вопрос прозвучал подозрительно и тревожно, что послужило очередным подтверждением диагноза. Кэмпион поспешил успокоить Рэмиллиса, и тот захихикал. В полутемной комнате хихиканье звучало очень неприятно, и Кэмпион вновь вспомнил, что этот человек ему никогда не нравился.

– Пойду сам разбираться, – хрипло продолжал Рэмиллис. – Хотите со мной? Последите за весами и будете свидетелем, что я не беру с собой ружье. Мне уже всю плешь насчет него проели. Тошнит просто. Пойдемте. Я собирался подыскать кого-нибудь постороннего, но вы даже лучше подойдете.

Кэмпион отцепил от себя его пальцы.

– Как пожелаете, – беспечно произнес он. – Все в порядке? Мне казалось, вы плохо себя чувствовали.

– Я был пьян! Боже, как я был пьян! – Рэмиллис произнес эти слова, как бы восхищаясь собственными возможностями. – Но сейчас я уже трезвею. Это омерзительно, но скоро пройдет. Меня ничто не берет надолго. И вообще, у меня дела. Надо кое-что сделать. Когда у меня дела, у меня сразу все проходит. Как и не было.