Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Интриганка-2

– Ты неверно думала.

Рывком сдернув пижамные штанишки Лекси, Макс отнес ее в спальню. Кровать была завалена вещами, еще не разобранными после африканской поездки, но Макс не потрудился сгрести их в сторону. Бросив Лекси на груду одежды, он раздвинул ей ноги, нагнул голову и стал лизать створки лона. Проворный, как угорь, язык то и дело нырял в скользкую влажность между ее бедер. Лекси застонала, ощутив, как напряглись мускулы и стала выгибаться спина. Беспомощно извиваясь, она попыталась оттолкнуть его голову.

Нельзя кончать так быстро! Нельзя дать ему понять, как она его хочет!

Но было поздно. Лекси полностью потеряла контроль над собой и забилась всем телом, омываемая волнами наслаждения.

Едва она немного затихла, Макс стащил джинсы и навис над ней. Лекси взглянула в его глаза, ожидая увидеть волнение, чувственное удовольствие, радость. Но уставилась в бездонные черные озера… пустоты. И ощутила мгновенный укол страха.

«Ты не Макс. Ты чужой. Кто ты?»

Но страх был смешан с возбуждением. Даже в те времена, когда она убеждала себя, что ненавидит его, Лекси ощущала в нем нечто дикое и звериное. Нечто опасное. Именно этой частью его натуры она втайне хотела обладать. Выпустить на свободу. И сейчас это произойдет.

Она едва дышала от предвкушения.

Макс понимал, что она пытается прочесть его мысли. Понять, кто он на самом деле. И поэтому перевернул ее на живот, чтобы она не видела его лица, и вошел в нее сзади, удовлетворив впервые за столько лет.

Лекси охнула, покоряясь.

Вот оно. Вот что такое настоящий секс!

Скоро она уже не сознавала ничего, кроме невероятных ощущений, пронзавших ее тело.

Макс тоже подпал под воздействие момента. Он пытался продлить наслаждение. Но это оказалось невозможно. Груди Лекси были слишком похожи на материнские. Ее волосы, ее кожа пахли Ив. Он делал это ради матери. Ради Ив. И все же Макс чувствовал себя грязным изменником, рычавшим над кузиной, как дикий зверь.

Ему не должно быть так хорошо! Не с Лекси! Макс ненавидел Лекси.

«Ненавижу тебя!»

Наконец Макс кончил, выкрикнув имя матери.

Лекси, не видевшая его лица, ничего не услышала.

Их связь была подобна детскому «секретику», слишком драгоценному, чтобы показывать окружающим. В детстве у Лекси была красивая старинная шкатулка, в которую она складывала «особенные» природные сокровища: птичье яйцо, упавшее на газон в Дарк-Харборе и оставшееся целым, кроличий череп, так выбеленный солнцем, что светился в темноте. Если бы Лекси могла, то спрятала бы любовь Макса в эту шкатулку, вынимала по ночам, оставаясь одна, и восхищенно смотрела бы на нее, как на тот череп. И то обстоятельство, что никто в компании не знал, что они вместе, только добавляло пикантности их отношениям.

– Мы кузены. И коллеги. Люди не поймут, – твердил Макс.

Лекси соглашалась. Когда-нибудь она станет боссом кузена. Боссом всей компании. Осмотрительность и осторожность в «Крюгер-Брент» были жизненной необходимостью.

«Люди» поняли бы еще меньше, будь они мухами на стене той комнаты, где развлекались Макс и Лекси. Потеряв девственность рано, Лекси была крайней неразборчива в связях и полна решимости не дать пережитому в детстве повлиять на ее взрослое либидо. Она была так занята, доказывая свою сексуальность, доказывая одному любовнику за другим, как сильно она наслаждается сексом и как жестко контролирует каждую встречу, что даже не задумывалась, именно ли этого хочет.

Макс стал ответом на все вопросы, которые так и не задала Лекси. Его желание не только соответствовало ее собственному; он занимался любовью со свирепым отчаянием, которое заставляло ее задыхаться и молить о большем. Раньше ей в голову не приходило, что можно наслаждаться, когда тобой командуют в постели. Потому что всегда была госпожой. Хозяйкой положения, диктовавшей правила игры. Но Макс открыл двери в неизведанные уголки ее души. Сначала их игры были безобидными: он сжимал ее руки в постели или легонько шлепал по ягодицам во время секса. Но Лекси реагировала с такой страстью, что Макс глубже и глубже погружался в глубины садомазо: содомия, наручники, немыслимые унижения, – для них не было ничего запретного. Лекси словно вырвалась на свободу. Дома, в постели с Максом, она могла сбросить панцирь, которым окружала себя в «Крюгер-Брент», те доспехи, которые неизменно носила в бизнес-школе и при встречах с прессой. На которых было крупными буквами написано: «Да, я глуха, и я женщина. Но не думайте, что меня легко обвести вокруг пальца!»