Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Интриганка-2

Гигантским усилием воли она заставила себя встать, поднять сумку и шагнуть к двери.

– Я тоже тебя люблю, Гейб. Прости. Ты получишь свои деньги.

Гейб стоял в дверях, глядя вслед удалявшейся машине.

Прощай, Лекси…

В понедельник утром, когда открылись биржи, акции «Крюгер-Брент» упали почти на девяносто процентов.

Уолл-стрит бурлила слухами. Кто-то из осведомленных лиц передавал информацию из «Крюгер-Брент», и новости были одна другой хуже.

Отказ платить кредит сингапурскому банку был только вершиной айсберга.

Вот-вот должны обнаружиться крупный подлог и мошенничество.

Одно из чудо-лекарств фирмы обладает побочным эффектом, который до сих пор скрывали от широкой публики. Оно уже стало причиной гибели сотен больных.

Со времен банковского кризиса 2009 года биржи не видели такого краха крупной фирмы, причем всего за одну ночь. Немедленно объявились парочка биржевых маклеров, признававших, что они сделали огромные ставки на банкротство компании. Одним из них был Карл Колепп, владелец легендарно агрессивного хеджевого фонда. «Уолл-стрит джорнал» подсчитал, что только за этот уик-энд лично Колепп сделал на падении «Крюгер-Брент» шестьсот двадцать миллионов долларов.

Лекси Темплтон, как и остальная семья, потеряла все.

Макс Уэбстер, выступивший по Си-эн-би-си, сделал заявление, призывая акционеров сохранять спокойствие, повторив знаменитое изречение Рузвельта о том, что «нам нечего бояться, кроме самого страха».

Как и миллионы остальных американцев, Лекси смотрела выступление Макса и была потрясена тем, как ужасно он выглядел. Как похудел и осунулся.

Мир был охвачен пожаром, и Макс горел заживо.

Пусть считает это подготовкой к адскому пламени. Ублюдок.

Но уверения Макса никого не успокоили. Ко вторнику все было кончено. Сотни тысяч служащих «Крюгер-Брент», проснувшись, обнаружили, что остались без работы. Десятки тысяч акционеров увидели, как их деньги превращаются в дым.

Страницы американских газет чернели гигантскими буквами заголовков:

Среди всей этой суеты и паники только несколько человек заметили короткий пресс-релиз с извещением о том, что фирма «Темплтон эстейтс» прекращает свою деятельность.

К четвергу пресса перестала осаждать Лекси требованиями дать интервью. Она, правда, сделала заявление, выразив свою искреннюю скорбь по поводу кончины «Крюгер-Брент» и дав понять, что больше ей сказать нечего.

Вся большая семья Блэкуэллов в это время находилась в осаде. Собравшиеся у их дверей фотографы с нескрываемым злорадством старались запечатлеть каждый миг их эффектного падения. Вот и говори о поверженном величии!

Пресса топталась на останках некогда блистательной компании, упиваясь собственным ехидством, как комары – свежей кровью. По всем основным каналам показали состарившегося, дряхлого Питера Темплтона у ворот Сидар-Хилл-Хауса. В архивах отыскали кадры, иллюстрирующие блистательную историю «Крюгер-Брент». Отряхнули пыль с пленок шестидесятых, запечатлевших интервью с Кейт Блэкуэлл и заслуживших огромные рейтинги на современном ТВ. Многие поколения выросли с «Крюгер-Брент» и Блэкуэллами. Как сказал репортерам Роберт Темплтон, стоя на крыльце лондонского «Ройял-Альберт-Холла», это был конец великой эры.

Ив Блэкуэлл, как всегда, оставалась в добровольном заключении пентхауса на Парк-авеню.

Местонахождение Макса Уэбстера было неизвестно.

Через две недели скандал стал утихать. Как-то, часов в шесть вечера, Лекси Темплтон незаметно вышла из квартиры и, меняя такси, на случай, если за ней следят, около семи уже входила в убогую итальянскую закусочную в Куинсе.

Он уже сидел за столом и ждал.

Лекси уселась напротив.

– Скажите, все трансферты были проведены?

– Как договорились. Семьдесят процентов вам, тридцать – мне. Не совсем справедливо, учитывая, что я проделал всю работу, – пошутил он.

– Да, а рисковать пришлось мне, – засмеялась Лекси. – Я истратила последний цент на покупку дополнительных пакетов акций, которые нам понадобились. Разорила собственную компанию, просила милостыню, брала взаймы и воровала.

Она вспомнила о Гейбе. Но тут же постаралась выбросить его из головы.

– Если бы биржи не запаниковали, меня бы стерли в порошок.

– Но они запаниковали, верно? – ухмыльнулся Карл Колепп. – И как вы себя чувствуете?