Анастасія Матешко - Несчастный случай. Старые грехи

– Это исключено! У нас запрет на личный контакт с пациентами! Это специфика подобных заведений, – вскочил Сушко.

– Значит, кто-то нарушил правила. Говорят же, что правила создаются для того, чтобы их нарушали.

Сушко сокрушенно покачал головой, а про себя ухмыльнулся: люди делятся на два типа – тех, кто придумывают правила, и тех, кто их нарушает. Новак принадлежал к первому, а Тимур ко второму. Вместе под одной крышей их было невозможно представить. Даже ради такой красивой женщины публичная личность, вроде Новака, не допустит наркомана-рецидивиста в семейной хронике. Это только коммунисты внедряли в сознание масс противную природе догму, что дети за родителей не в ответе. Капитал же, напротив, приветствовал всякие там Джонсоны и сыновья и прочие Ко. В голове доктора вдруг мелькнула мысль: а не сам ли Виктор Захарович организовал этот побег? Правильно рассчитав, что изголодавшийся по острым ощущениям Тимур ринется в омут с головой и, глядишь, там и останется, пока труп не прибьет к берегу. Все ж дешевле, чем оплачивать вип-палату третий месяц кряду. Главврач Сушко и сам принадлежал к первому типу, и за нарушение правил обычно жестоко карал. Поэтому, несмотря на то, что сегодня Новак его заставил понервничать, был всецело на его стороне, хоть и страшился обнаружить в себе такого вот радикала.

За каких-то сорок минут, которые они с Виктором провели в клинике, погода успела измениться. Солнце спряталось. Порывистый ветер нагнал тучи, и небо потемнело, отчего казалось, что уже наступил вечер. Новак подал Тамаре руку, поддерживая на ступеньках. Высокие каблуки сапог замедляли ее стремительную походку. Иначе бы она ринулась вперед. Искать, спасать. Носиться по городу, лишь бы не бездействовать. Виктор стискивал ее локоть сильнее, чем следовало. Но оба они этого не замечали. Тамара обернулась на здание клиники. Неожиданно вынырнувший из узкого просвета луч солнца добрался до медной таблички, которая вспыхнула неуместно ярко. Вот так и весна, вспыхнет и промчится, унося с собой ее молодость и последнюю попытку стать счастливой. Тамара с надеждой посмотрела на Виктора – ведь он решит и эту проблему, как решал все проблемы до этой. Она уже верила в его всесилие, иначе ей следовало бы признать, что она ошиблась и выбрала не того мужчину. Тучи снова сомкнулись, и серое небо отразилось в глазах Виктора, отчего взгляд его показался холодным. Прочел ее мысли?

Открывая дверцу машины, он вдруг резко развернулся.

– Пообещай мне одну вещь, Тома.

– О чем? – Тамара внутренне напряглась.

– Пообещай, что Борис Шульга не будет участвовать в поисках Тимура. Это его не касается.

– А я как раз собиралась ему звонить.

– Если ты так хочешь привлечь кого-то из своих друзей, можешь обратиться к Калганову. Это дело как раз в его компетенции.

Тамара нахмурилась:

– Даешь мне инструкции, как доктору Сушко?

– Всего лишь пожелания, Тома!

Тамара кивнула. Но после секундной паузы уверенно продолжила:

– Только знай, в любом случае Калганов подключит Бориса. Имел он в виду наши с тобой пожелания. Я в этом не сомневаюсь.

Новак отметил, что Тамара сказала «наши». Вряд ли с ее стороны это было проявлением деликатности, не в том она сейчас пребывала состоянии, чтобы мониторить его чувства. А значит, она начала противопоставлять их мир – миру Вохи и Боба. Скоро ей будет неприятно одно только упоминание о них. Это всего лишь вопрос времени.

– А я сомневаюсь. У Калганова есть амбиции и чисто технические возможности вычислить абонента, которому с номера Сушко послали сообщение. Здесь не нужна знаменитая «математика» Шульги.

Не желая больше обсуждать эту тему, Новак открыл перед Тамарой дверцу «Теслы». Тамара не хотела спорить и села в машину, потеснее запахнув полушубок. Машина успела остыть, и в салоне, после отапливаемой клиники, было холодно.

Новак обошел автомобиль и сел за руль.

– Никола Тесла. – Тамара вдруг искренне улыбнулась и тревога в ее глазах уступила место детскому тщеславию. – Я вспомнила еще одного ясновидящего мужчину. – Тамара пристегнулась.

Новак потянулся к ней и чмокнул в лоб. Он знал, что сейчас она говорила о нем, о Викторе Новаке, вернувшись мыслями к их утреннему разговору, а не о ненавистном Шульге, чье участие в этом деле, тем не менее, он предвидел. Тут и ясновидящим не нужно быть!

Лариса поставила греться термобигуди на тумбочку у розетки и пошла смывать с лица маску. Сегодня ей необходимо выглядеть хорошо. А это требовало усилий с ее стороны после ночных посиделок с Вохой и «Джонни Уокером», шагающим бодрой походкой на этикетке бутылки с виски. Сегодня ей предстояла корпоративная вечеринка в честь юбилея канала. 20 лет – срок приличный. Будет министр культуры, наверняка кто-нибудь из администрации президента подъедет и, конечно, куча всяких селебретиз набежит: певцов, артистов, светских див, среди которых появится и трансвестит Монро, непонятно, благодаря кому оказывающийся всегда в центре подобных мероприятий. Но не это волновало Ларису. Она беспокоилась о том, будет ли Желдюк, эпатажный театральный режиссер, который к телевидению относился с брезгливостью, но при этом публичными мероприятиями такого масштаба обычно не манкировал. Лариса ненавидела его с того самого дня, когда однажды перед прямым эфиром он полез на нее прямо в комнате для гостей. Ему до выхода оставалось четверть часа, чтобы загримироваться, нацепить петличку и собраться с мыслями. Но он выгнал гримершу, запер дверь изнутри на ключ и справился с юной журналисткой за пять минут. Тогда Островая еще не была ведущей криминальной хроники, а работала на подхвате одним из редакторов ток-шоу. Тучный, с длинными прилизанными волосами, оттопыренной нижней губой, Желдюк наблюдал за реакцией молоденькой редакторши, расстегивая молнию брюк, – закричит и сорвет эфир или все-таки стерпит? Режиссер хорошо разбирался в людях. Лариса стерпела. Ей была дорога ее работа, и скандал в начале карьеры вряд ли бы поспособствовал продвижению по карьерной лестнице. На нее бы показывали пальцами и перешептывались за спиной. А при первом же удобном случае уволили. Желдюк был фигурой значимой для мира искусства. Это ее бы обвинили в дешевом популизме, мол, она сама соблазнила звезду ради шумихи вокруг своей скромной персоны. Вспотевшая звезда напоследок сказал, что возьмет ее к себе в театр, потому что с такой фигурой, как у нее, нечего делать в этом рассаднике массового безумия и бездуховности. Он так и сказал, «бездуховности», не отдавая себе отчета в том, что только что совершил акт насилия. Лариса до сих пор не ходит в театр. Более того, она на следующий же день ушла в криминальную хронику, лишь бы держаться подальше от богемы.